Ну и судьба, ёлки-палки, ну и судьба… Ни кола ни двора, и подохнуть в яме, на… никому не нужным, как всегда.
Честно говоря, я уже думал об этом… ну о том, что нечего мне здесь делать. Здесь, на этом свете. Жить как они… вот эти… так жить я не могу. И на зону я не хочу! Не хочу я обратно на зону!
Нет! Нет!
До того как дозвонился Васе, даже повеситься хотел. Дурак! Даже верёвку подобрал и в карман положил.
Дурак!
А верёвка – вот она, так в кармане и осталась.
Вася, Вася! Надо мне до тебя добраться! Ты даже не знаешь, Вася, как мне надо до тебя добраться!
Ишь благородные! Разложили мобильники свои! Я уже один положил в карман, на всякий случай. Может, выберемся ещё… Надо тогда и ещё пару прихватить, на первое время, для обустройства.
Ишь, жратву раскладывают. А как есть охота! И не наелся ведь ещё, не наелся после тюремной баланды… И язва у меня. Болит, собака! На тюремных харчах – только язву лечить. А навещать меня некому. Мать померла, а жена ушла. Давно ушла, ещё по первой ходке. Сын, небось, и не помнит, как батьку зовут. Настоящего батьку, не отчима.
По правде сказать, и не был я ему отцом… подожди… а как его-то зовут? Вадим? Или нет?
Так-то, папаша. Сам дурак!
Чего это я о нём вспомнил, о сыне-то?
Неохота помирать! Вот я почему вспомнил! Господи, как помирать неохота! Хоть бы дал мне пожить, Господи, да поесть чего-нибудь… не тюремного… Может, я бы и сына повидал. Сколько ему лет сейчас?
28
Доктор
Вот я и опоздал на дежурство. И вообще не попаду на него. Интересно, как там они справились. Кого вызвали? Вот уж ругались, наверно! И ещё ругаются, если живы, конечно. Если все дежурства мира… разом не потеряли свой смысл…
И все главврачи мира потеряли свою призрачную власть над судьбами подчинённых… все начальники и все правительства мира потеряли свою значимость и свою власть над людьми…
В какое-то мгновение каждый человек вдруг оказался наедине сам с собой… со своей душой…
Начальник и подчинённый… врач и больной… и министр, и рядовой работяга…
И что?
Страшно, вот что. Боюсь ли я смерти? Нет. Пожалуй, нет. Я видел, как это бывает, причём видел много раз, и видел, как это бывает у детей…
Нет, я не боюсь смерти. А чего же я боюсь? Я же не верю в Бога! Вернее, я верю, но не особенно… не каждый день… и без церкви… и мне страшно…
Чего мне страшно? А того, что действительно есть Божий суд, суд праведный и нелицеприятный, причём суд не положения человека и не видимых действий его, а суд души…
Да, именно суд души. Там, где видна вся твоя душа. Вся, на просвет. Страшно! Страшно! Страшно!
Прости, Боже! Там, в душе у меня, наверняка такого наворочено…
Страшно…
Если выберемся, Боже… если выберемся… я пойду в церковь, ей-богу, пойду. Как там это… покаюсь… Надо мне… есть в чём…
29
– У меня тоже ничего нет, – сказал доктор. – У нас там, в больнице, буфет. Если остался, конечно. А курево… вот…
И