Василянка, конечно, хорошо постарше Вальсы будет, и титьки у нее уже выросли, что твои свёклины сахарные налитые, но щипал он за них, видно, сильно – она, аж стонала. А он навалился на нее, дурак здоровый, и пыхтит – даже штаны с попы съехали!
Не кричала же соседка, по разуменью девочки, только потому, что испугалась очень. Недаром же веночек из первоцветов ей сплела, после того, как Вальса спасла ее от братца, огрев того метлой по голому заду. Да, еще заставила его медовую конфету сестре принести! А она за это Василянке обещала никому не рассказывать, что Тэт ее обижал – все ж смеяться будут, что отпор мальчишке дать не смогла!
И вот так всегда! Узнала бы все про близнецов мама, может ей и легче с ними расставаться было бы, а то теперь горюет – дома, видишь ли, они будут редко появляться! А вот Вальсе, например, редкие праздники – в самый раз. Как хорошо они заживут! Тихо, спокойно. Маму только жалко. Рассказать ей, что ли про Тэта…
Но, ни утром, ни сейчас, как бы ни, было жалко маму, малышка, конечно же, ничего про близнецов не рассказала. Слово же честное дала! А держать данное слово для человека – самое важное в жизни, так отец говорит.
Праздничное застолье подошло к концу.
Соседские девчонки, та же Василянка да Льдянка, что за медную монетку обычно маме по хозяйству помогали, были отпущены еще днем, до приезда отца. Так что пришлось Вальсе, как и положено послушной дочери, маме помогать: объедки свиньям на корм сгребать, очищенную посуду в стопочку складывать и матери в ушат с мыльной водой относить, да остатки нарезанного хлеба салфеткой льняной укрывать.
«Вот так и проведу всю жизнь – буду хрюш кормить да посуду мыть! И никакого мне коня боевого, никакого меча…» – стараясь громко не хлюпать носом, говорила себе Вальса, остерегаясь при этом попадаться матери на глаза.
Но та и сама на дочь не глядела, погруженная в свои нерадостные мысли, благо в доме никого кроме них не было и ей не приходилось вымучено улыбаться.
А Вальса потихоньку ревела, размазывая слезы по щекам. Сначала это были слезы обиды, потом жалости к себе, затем слезами досады стали. И уже под конец, когда казалось, что все уж выплакала, вдруг с новой силой, побежали слезы злости. Вроде бы, вода… но такие горячие, что от них так и жжёт ладони…
Им с матерью отец тоже привез подарки. Для мамы бусики из серебряных розочек, а ей – из красненьких шариков. И Вальса радовалась бусикам, честно-честно, но… до тех пор, пока отец не позвал всех смотреть купленных коней. А потом оказалось, что «все» – это близнецы и Гэм, которому он еще и пообещал такого же купить, когда подрастет!
– Ы-ы-пп! – Всхлип получился таким громким, что девочка покосилась на мать – не услышала ли. «Вроде нет».
Вытирая с убранного стола последние крошки, Вальса прислушивалась к тому, что происходило во дворе.
Вот – бахнула створка закрывающейся двери конюшни, вот – в отдалении послышались