Я впервые очутился в доме мага, в отличие от отца, который перед тем как стать Великим Инквизитором, долго работал стражником и участвовал в рейдах и облавах на магов. Отец спокойно взирал на все сейчас, потому что, видимо, навидался подобного. Я же зыркал по сторонам. Странный хлам заполнял каждую полочку и уголок. Все здесь было неправильным, отталкивающим, не человеческим. Взять хотя бы книгу, висевшую в воздухе у дивана, или кота, почему-то сине-полосатого, лениво валявшегося на столе между банкой с вареньем и тарелкой с желтым желе. Причем желе трепыхалось и квохтало.
Даже запах в доме был неприятным, отталкивающим. Странная смесь шоколада и моря.
Тимофей Дмитриевич, стараясь делать это незаметно, что-то прятал под плед или закидывал за диван. А потом он с неловкостью уставился на щетку, которая сама по себе чистила ботинки. Процесс происходил в дальнем углу комнаты, и старик, видимо, понял, что незаметно подобраться и спрятать помощничка не получится. Отец тоже глянул на щетку, но быстро перевел взгляд на старика и сделал вид, что не замечает странного шебуршания в углу.
Я хотел сесть в кресло у камина, но, несмотря на то, что камин был идеально вычищен от золы, в нем плясали призрачные языки пламени, даже стало казаться, что от камина идет жар, и потому я сел на стул подальше от него. Тень из сна гуляла по залу, пританцовывая в своих огромных валенках.
– Нет, – вздохнул старик, мрачно глядя на моего отца, – я не могу забыть, кто вы.
– Десять тысяч долларов?
Старик отрицательно покачал головой.
– Тридцать? – сказал отец.
– Нет. Могу предложить только одну цену. Я соглашусь в том случае, если вы освободите узника номер тринадцать.
– Но этот осужденный очень опасный преступник, – возмутился мой отец. – Я не могу…
– Тогда и я не могу, – вскинул голову Тимофей Дмитриевич.
Отец засипел, надулся, но взял себя в руки и все-таки кивнул в знак согласия.
Глава 3 – Отчего да почему
Я зажал руками уши, надеясь заглушить болтовню герани на окне и песенки какой-то вещи в углу. Но странное дело: следующие реплики старика и отца я не услышал, а вот стрекотня тех, кого слышать я не должен, была по-прежнему хорошо различима. Я даже различил иностранный выговор фикуса, который горделиво рассказывал, как его предок грел свои листочки под гавайским солнцем. Я опустил руки, досадуя, что не могу отгородиться от этих звуков.
– Завтра я точно увижу моего друга? – спрашивал недоверчиво старик.
Отец пообещал, что узника освободят к полудню.
– Извините, – сказал я старику, – но пока вы будете искать противоядие, не могли бы вы подсказать, как избавиться от этих голосов. Уши же вянут все это слушать.
– Даже не знаю. – Старик почесал лысину. – Попробуй научиться контролировать магическую силу, как учатся дети-маги. Вокруг них поначалу всегда творится кавардак. Это всего лишь умение.
– Да разве можно справиться с этим хаосом? Я просил вещи замолчать, но они не слушаются.
– Конечно! Ведь дело