Глинтвейн. Алексей Глазков

продукты в холодильник соберем, чтобы тоже не начали источать запахи.

      – Да уж, один французский козий сыр с плесенью может наделать дел, – согласилась Ксю и первой ушла с балкона.

      Тим еще немного постоял, смотря на тлеющие угли засыпающего города. С тринадцатого этажа была хорошо видна граница города, незатихающее 24 часа в сутки многополосное кольцо главной транспортной системы города, в это время суток оно крутилось не так быстро, но такси, составляющие основу ночного трафика, не давали ему замереть. Пришла мысль о печальном факте окончания существования человека, о неизбежности такого исхода и еще о многих несложных очевидностях бытия. Не самый плохой конец – расстаться с жизнью так, в предвкушении утех, а женская грудь – не самый плохой вариант для последнего образа перед встречей с вечностью, так же, как и для первого, самого важного контакта, после рождения человека…

      – Иди сюда, – окликнула Тима Ксения, – давай выпьем и пора уходить.

      Вскоре все продукты, кроме бутылки «Курвуазье» и бутербродов с красной икрой, оказались в холодильнике.

      – Опять «Курвуазье», ну, здравствуй, друг, – Тимофей прямо из горлышка отпил внушительный глоток, после чего сразу впихнул в себя бутерброд с икрой.

      – Все, пошли. – Они выключили везде свет и телевизор, тихо закрыли дверь и вышли в коридор. Путь назад был куда легче во всех отношениях, нежели начало, проблема была решена, хотя и не без осложнений. Консьержка спала, задрав голову кверху, и даже не услышала, как приехал лифт. В холле часы показывали 01:15. Выйдя на улицу, они направились к метро тем же путем.

      – Только давай договоримся, Ксюха: никому об этом не говорим, хорошо?

      – Конечно, мог бы и не говорить, что я, дура, что ли?

      – Хорошо, давай я такси тебе вызову, – Тимофей уклонился от ответа на прямой вопрос.

      – Не надо, Тим, ты езжай, а мне надо пройтись немного, подышать свежим воздухом ночи.

      – Как знаешь, только будь осторожна, отпишись, как будешь дома.