И знаете, что я встретил, вернувшись домой? Страх, радость и плачь на лице моей жены и плачущей дочери. Меня не было всего несколько лет, но моя малышка заметно подросла! Да и у жены появилось пару седых волос, хоть она такая молодая! Всем было тяжело. Тягости войны несли за собой бедность, голод, неуверенность в завтрашнем дне и депрессию. Все боялись, что мир с "советами" ненадежный, люди ждали новой угрозы. Я же решил пойти по стопам отца – пошёл в священники. Я хотел искупить свои грехи перед Богом, помочь другим. Кто как не священник должен бороться с демонами внутри себя и помогать другим? По началу все было хорошо и мне это даже нравилось. Людей стало приходить намного больше, даже не сравнить с теми единицами, которые ходили раньше. Война дает хорошую мотивацию.
Ко мне приходили самые разные типы людей. Были и полицейские, и политики, но больше всего было работяг. Все они жаловались на тяжелую жизнь, на проблемы, каялись. За долгие годы в церкви я понял, что священники выполняют роль психологов для современного общества. Нужно выслушать, успокоить и поддержать человека, дать ему надежду. Бывали и люди, которые совершали преступления. Например, наркоманы, барыги, воры. Все они сбились с пути и им нужна была все та же помощь, человеческий разговор, понимание и прощение.
Но быть священником – это не работа, скорее некий вид благотворительности. Ты не будешь купаться в деньгах, да тебе этого и не нужно. Но как объяснить ребенку почему у неё нету красивых новых игрушек, а у ее друзей есть? Почему мы редко покупаем вещи? Все это бывает очень сложно. Меня очень радовало то, что моя жена всячески мне помогала. Она работала официанткой в закусочной "У Билла". Сам владелец, Билл Мейсон, мужик что надо: он семьянин, верующий и очень добрый мужчина. Он платил ей в два раза больше, потому что она очень долго работала в закусочной, почти с детства, ее родители дружили с Биллом, и сам Билл был постоянным посетителем моей церкви. И моя милая Элис дружила с Кидман – дочерью Билла. На минимум денег хватало.
Вам никогда не понять через что прошел человек с войны. Все ужасы, которые вы совершили там останутся с вами навсегда. И никакие молитвы, утешения близких не помогут. Вечный шум и страх, кошмары – вот это будет с вами каждую ночь. Звуки снарядов, пуль и криков. Вы будите вскакивать каждую ночь, потому что ваше тело привыкло ожидать приближение угрозы…смерти. Но меня, правда, спасала жена и ее ласковые слова, ее поддержка и теплые разговоры. Можно было сказать, что я даже был счастлив…
Счастье в нашей жизни скоротечно, мимолётно. Моим счастьем были моя жена и дочь. Мы были близки и радовались жизни. Но Бог решил забрать ее у меня. Моя любимая Элеонора…Она умерла год назад, на кануне дня рождения Элис. Спустя неделю после смерти матери, ей исполнилось пятнадцать. Я не представляю какое это сильное потрясение для подростка. Лишиться матери в переломный момент жизни. Быть достаточно взрослой, чтобы понимать всю тягость утраты, но слишком маленькой, чтобы справляться с этим. Скажу честно, я и сам не мог оправиться от этой ужасной потери. Зачем она ходила ночью одна? Почему она не могла поехать с Биллом, и всего за пару минут добраться с закусочной домой. Но судьба сделала все так некстати. Ее смена закончилась раньше и в тот день в церкви было куча народу. Все хотели пойти на исповедь, десятки людей… Она, наверное, ждала меня перед тем, как идти. Я знаю, что все могло быть по-другому. Я виноват, и моя дочь это знает. Как-то, когда я в очередной раз напился и плакал на кухне, она подошла и хладнокровно сказала: "Да, нажирайся, как последняя скотина. У меня нет ни матери, ни отца. Он умер вместе с ней, а я осталась одна. Про меня забыли, бросили страдать здесь одну. Теперь я метаюсь в поисках любви и тепла от других. Я ненавижу тебя и чем ты стал. Оставайся один! Где же твоя паства? Почему они тебе не помогают? Ты променял свою семью на чужие. Но они предали тебя, теперь ты один". С того момента мы перестали разговаривать. Мы редко виделись. Даже живя со мной под одной крышей, дочь избегала меня или считала пустым местом.
Мой дом стал мне чужим. Все, что я делал в нем – ел, спал, приносил и раскладывал продукты, по вечерам смотрел телевидение. Я начал еще больше молиться, раньше приходил в церковь и позже ее закрывал. Иногда, в особо тяжелые дни, я просто сидел и пил портвейн. Я этим не горжусь, но по-другому и не мог. Не знаю как, но тот год прошёл мимолетно и одновременно очень долго. С одной стороны, привычные действия (покушать, побриться, дойти до кровати и кошмарные сны, запои и мелкие дела по дому и церкви) проходили в один миг. С другой стороны, разговоры с людьми, неловкие моменты с дочерью, когда мы случайно сталкивались по дому – все это протягивалось и застывало. Иногда, это приносило удовольствие, ведь это были хорошие моменты. Но большую часть времени они меня раздражали: неблагодарная дочь, мелкие людские проблемки, которые были слишком заняты своими маленькими мирками. Да, это правда выматывало. Но нельзя осуждать людей за то, что они люди.
Как вы уже поняли, дома находиться было скверно. Тягость