Из прихожей донёсся стук хлопнувшей двери.
* * *
Только сейчас Сергей смог себе позволить дать волю чувствам. Резким, коротким броском он всадил кулак в бетонную стену и скривился от пронзившей кисть боли. Стена отозвалась глухой вибрацией. Его охватила злость. Не на Ларису и подлеца Павла, и даже не на того неведомого похитителя чужих почек, который так или иначе стал причиной развала его семьи, а на свою злосчастную, непутёвую судьбу. Как всё было прекрасно ещё год назад, как ладно, гладко, легко складывалась его жизнь – и вдруг всё, всё, всё пошло наперекосяк, всё разом рухнуло, пошло прахом, полетело к чёрту. Ему вдруг стало жалко себя, так жалко, что он до боли зажмурился и застонал. Проклятье! Почему это случилось с ним, с ним?!
– Папочка… – услышал он тихий, едва различимый голосок.
Он обернулся.
Катя испуганно смотрела на него своими глазёнками, прижав загорелые ручки к груди. Он невольно улыбнулся.
– Всё в порядке, Катюша, всё в порядке. Просто я очень устал.
– Ты поспи, папа. А я тебе яичницу пожарю, хочешь? Я умею! – гордо заявила Катя.
– Спасибо, Катюша. Спать я не хочу: в поезде выспался. А яичницу пожарь, дочка. Проголодался я, как волк.
Она вся просияла и кинулась на кухню.
– А я пока в магазин схожу, сигарет куплю, ладно? – крикнул он ей вдогонку.
– Ладно, папочка! – весело отозвалась Катюша.
Он быстро спустился вниз, забежал в ближайший мини-маркет и купил две пачки «Ротманс». Уже у выхода он внезапно остановился, кинул быстрый взгляд на длинные ряды бутылок со всевозможными горячительными напитками и… вернулся к прилавку.
– Бутылку водки!
– Какой? – учтиво поинтересовался молодой продавец.
– Какой-нибудь попроще. Позабористей, чтоб с ног валила.
Он понимал, что делает что-то очень скверное, но никак не мог понять, почему. Он говорил и действовал, словно в бреду, как бы со стороны наблюдая за этим странным, уставшим, с тусклым взглядом, плохо одетым человеком, топтавшимся у прилавка магазина в ожидании заветной бутылки водки.
Им овладело жгучее желание – напиться. Напиться до потери пульса, до отключки. Напиться, чтобы забыть всё.
Он рассчитался с продавцом и торопливо заспешил домой. Дома он достал из серванта хрустальный двухсотмилиграммовый стакан (подарок тёщи к первой годовщине их свадьбы), судорожно наполнил его до самых краёв и залпом выпил. Потом налил второй, поднёс к губам, но…
– Папочка…
Он застыл со стаканом у рта, чувствуя на спине жгучий взгляд дочери.
– Папочка, не надо…
Он медленно, всем корпусом, повернулся на зов.
Она стояла, одинокая, беззащитная, несчастная, с дымящейся яичницей-глазуньей, аккуратно, с любовью украшенной зелёным луком и укропом, и широко открытыми, с навернувшимися слезинками, умоляющими глазами смотрела в