– Что с ним? – подошла неизвестная девушка, оказавшаяся подругой моей бывшей.
– Да он фена обнюхался, – громко заявила бывшая, после чего я сильно раскраснелся, думая, что каждый из зала, где мы находились, слышит подобное заявление. Меня пугали эти мысли, и они давили на меня, на мой череп; мне казалось, что меня здесь каждый ненавидит. Поэтому и я на них злился и начал ненавидеть каждого из них!
«Суки, паскуды, мрази!»
– Ого. Вот это новость! И как, сильно ебашит? – спрашивает меня подруга бывшей. Внешне она не мой формат, но для других она вполне привлекательна.
– В голове нет мыслей, – шёпотом пытаюсь выдавить я изо рта.
– Как это нет мыслей? Ты же что-то сейчас говоришь!
«Но не думаю, пизда!»
– Мне страшно некомфортно. Я не понимаю, выгляжу ли адекватным, – ещё тише говорю я.
– Я тебя плохо слышу! Тут же что-то репетируют! Давай громче!
«Блин, – думаю я, – лучше бы я один сейчас сидел, нежели слушал эту пьяную девку!»
– Я буду молчать… – тихо говорю я и затыкаюсь.
– Как хочешь!
После этих слов мне становится ещё грустнее от себя и своего существа, с которым никто не хочет разговаривать, которого никто не хочет слушать, никто не хочет понимать, никто и знать не хочет!
Ненависть! Ненависть! Ненависть!
– Нахуй ты столько ебашил? – говорит мне друг-барабанщик громко, а рядом кто-то это слушает (две неизвестные девчонки). Я ничего не могу сказать в ответ, ведь палевно; хожу тихо и спокойно, пытаюсь забыться, но не получается. А этот придурок начинает на меня гнать, мол, что я дурак, что нахуярился феном. А мне хуёво от этого! Блять, мне так было хуёво от его слов! От того, что левые чуваки ещё это могут слышать. Сука!.. И я просто онемел всем телом.
– Надо его с собой брать! – кричит барабанистый другому парню, а я тихо пытаюсь сказать:
– Нет, я домой поеду.
– Какой тебе дом? С нами нужно ехать!
Я не могу ничего путного ответить, и меня садят в такси вместе с другими наркоманами; мы едем на квартиру. Мы приезжаем, заходим.
– Так, давайте его раскуривать!
И меня раскуривают. Я грустный. Все смеются. Меня раскуривают. Я грустный. Все смеются. Я сижу. Меня раскуривают. Я грустный. Все смеются. Из меня вылазит какой-то смех, похожий больше на писк.
– Ха-ха, ну он и смеётся! – кто-то произносит это, забывая, что сам выглядит как дурак. Я смеюсь громче, но внутри всё колотится и мечет. Мне однозначно плохо.
Так продолжается всю ночь, а под утро я съябываю, лишь бы больше не слышать чужого хохота; стою на остановке, еду в автобусе, нагружаю себя. Еду домой грустный, матеря всю планету.