Хозяин лавки был очень высокий, тощий и страшно грязный. У него была седая борода и длинные вьющиеся, как у трубадура, волосы, выбивавшиеся из-под большой широкополой шляпы, какие обычно носят художники. Он с меланхоличным выражением лица курил длинную глиняную трубку.
Отец уже побывал у него и попросил оставить за ним кое-какую «мебель»: комод, два стола и несколько связок полированных деревяшек, из которых, как утверждал старьевщик, можно собрать шесть стульев. Тут были также маленький диванчик, теряющий свои внутренности, как раненный быком конь, три продырявленных матраса, наполовину выпотрошенные соломенные тюфяки, шкафчик для посуды без полок, глиняный сосуд, отдаленно напоминающий петуха, и предметы домашней утвари, сплоченные ржавчиной в настоящий сервиз.
Старьевщик помог нам погрузить все это добро на тележку, которая выставила свою подпорку совсем точно так же, как ослы весной выставляют кое-что иное. Затем все это было крепко перевязано веревками, которые от долгого употребления разлохматились. И только потом наступило время торговаться. Что-то прикинув в уме, старьевщик пристально взглянул на отца и проговорил:
– С вас пятьдесят франков!
– Ого, – сказал отец, – это слишком дорого!
– Дорого, но красиво. Это комод, относящийся к определенной эпохе! – возразил старьевщик, указав пальцем на источенную жучками развалину.
– Охотно верю, – ответил отец. – Комод, безусловно, стильный и относится к какой-то эпохе, да только не нашей!
Старьевщик состроил брезгливую мину и сказал:
– Вы так любите модерн?
– Черт побери! – отпарировал отец. – Я все это покупаю не для музея, а для того, чтобы пользоваться.
Старик был заметно опечален этим признанием.
– Значит, на вас не производит никакого впечатления, что этот предмет обстановки, может быть, видел королеву Марию-Антуанетту в ночной рубашке?
– Он в таком состоянии, – ответил отец, – что я нисколько не удивился бы, узнав, что он видел самого царя Ирода в кальсонах!
– Тут я вынужден вас поправить, – сказал старьевщик, – и сообщить следующее: у царя Ирода, может быть, и были кальсоны, но комода не было! Тогда существовали лишь сундуки с золотыми гвоздями и деревянная посуда. Я все это говорю, потому что я человек честный.
– Безмерно вам благодарен, – сказал отец, – но, раз вы человек честный, вы все это мне уступите за тридцать пять франков.
Старьевщик перевел взгляд с отца на меня, покачал головой, скорбно улыбнулся и объявил:
– Это никак невозможно, потому что я должен пятьдесят франков домовладельцу, который сегодня в полдень придет за деньгами.
– Значит, – возмутился отец, – если бы вы ему были должны сто франков, вы посмели бы запросить с меня и столько?
– А что делать?! Где, по-вашему, мне их взять? Заметьте, если бы я был должен ему