Глупость? Бесспорно, но ведь тысячи подростков так мыслят. Быть хоть в чем-то крутым, лучше других или хотя бы не хуже – это уже повод для радости. Даже если ты лучше всех в самом плохом… О господи! А если эти уроды запрограммировали Жука, как в кино? Когда человек слышит простое слово, но оно запускает программу действий? Почему он вдруг стал как зомби и полез в бак? Тест? А дальше его отправят теракты совершать?! Вот же елки с палками!
Роман перестал печатать и откинулся на спинку стула. Сердце в груди барабанило так же часто, как дождевые капли за окном. Надо поговорить с Колей. Срочно. А то мозги закипят. Да и вообще, если есть план разобраться с проблемой, то нужно понять, что же именно она собой представляет. А кто это знает лучше, чем жертва? Верно, никто.
Обзвонив ближайшие от школы больницы, Волкогонов выяснил, в какую из них положили Жучкова, и немного успокоился: завтра все прояснится.
На следующий день после отработки Волкогонов отправился в городскую больницу. Выяснил в регистратуре, в какой палате лежит Жук, и побежал вверх по лестнице. Перед палатой он остановился и прислушался – из-за двери раздавались негромкие голоса. Подумав несколько секунд, Роман постучал и открыл дверь.
В маленькой палате стояла кровать, на которой полулежал Коля с забинтованной головой. Он был до груди накрыт одеялом, спиной опирался на гору подушек, одна рука загипсована, во второй стакан с соком. Он повернул голову на стук, и, когда дверь открылась, в глазах его мелькнул страх, тут же сменившийся облегчением.
– Здрасьте, – бодро сказал Волкогонов.
В комнате было двое взрослых – видимо, родители Жука. Мама – полненькая, аккуратно одетая женщина средних лет с тщательно уложенными волосами. Отец – в свитере из 90-х, такой же крепыш, как и сам Коля, – присел на край подоконника и нервно барабанил по нему пальцами. На алкоголиков или каких-то злодеев они никак не походили. Обычные люди, испуганные и обеспокоенные несчастьями сына.
– Привет, – слабо кивнул Жучков, поморщился от боли и повернулся к родителям: – Это Рома Волкогонов, мы с ним вместе на отработку ходим.
Колина мама тут же пристально уставилась на школьного товарища сына и еле-еле выдавила из себя слабую улыбку. По красным припухшим глазам было заметно, что она недавно плакала. Да уж, видно, как ей на свое ненаглядное чадо плевать. Дурень ты, Жук, честное слово.
– Марина Владимировна, – кивнула женщина и подоткнула свисающий с кровати больного край одеяла.
– Мам, да нормально все.
– Конечно-конечно. Тебе не дует?
– Нет.
– Кушать не хочешь?
– Мааам…
– Да-да, извини.
Жучков-старший