После этого рассказа Мефистофель часто с ужасом вспоминал слова Волка о том, что он однажды может пожалеть о своём решении, а исправить что-то будет поздно. Воистину едва так и не получилось. Если бы не Таня, то Алексей Чернов бы умер, а его старшему брату только и оставалось бы мучиться совестью за свою ошибку до самой смерти. Впрочем, учитывая слабое сердце Алексея, всё ещё могло случиться именно так.
После услышанного от Тани, Саши, Ольги и Киры Максимилиан, ко всему прочему, лишился единственного слабого оправдания, которым тешил себя с тех пор, как встретился с братом лицом к лицу. Он пытался убедить себя, что Алексей всё-таки, возможно, не стал бы с ним знакомиться, если бы узнал о нём. Возможно, он всё же не выносит вампиров и скрывает это, сваливая всё на отца. Ведь так может случиться? Однако дружба с вампирами, тайная, но крепкая, говорила об обратном. Она говорила о том, что Алексей Чернов был искренним. Он действительно не был похож на отца ни в чём.
Смешно теперь было Максу над своими мыслями о том, что ему не нужен брат. Ни брат, ни сестра не могут быть нужны или не нужны. Просто, когда у тебя есть брат, ты его любишь, а когда нет, то не любишь, потому что некого.
Вампир вдруг осознал, что ему не плевать на чувства брата, не плевать на обиду, которую ему нанёс. Ему хотелось исправить содеянное, получить прощение. Ему было больно и горько от того, что он ранил своего младшего брата. Он безумно хотел стать ему другом. Хотел знать о нём как можно больше.
Рассказы друзей из Общества Дьявола, в которых фигурировал Алексей Чернов, Максимилиан обычно слушал в пол-уха и делал это намеренно. Теперь он об этом сожалел и по крупицам выуживал из памяти всё, что слышал о младшем брате. Полученную в итоге информацию мужчина бережно хранил и лелеял.
Как оказалось, всё слышанное о брате было исключительно положительным. Отрицательное же, которое Ахмедов мусолил столько времени, было лишь его домыслами и эмоциями. И всё-таки старший сын Дьявола не собирался полагаться только на услышанное и сознательно сдерживал себя, дабы не оказаться, в конце концов, полнейшим дураком: он был скорее склонен к цинизму, чем к наивности. Холодный голос разума неустанное повторял ему, что брат не может быть идеальным, и большинство его знакомых, вероятнее всего, его идеализирует. Однако, несмотря на всё это, полученная о младшем брате информация грела ему душу. Нелогично, пожалуй, но это было так.
Мефистофель вынырнул на поверхность, сознательно вырываясь из всех этих размышлений, которые не оставляли его ни днём, ни ночью. Он всё ещё шёл по неосвещённым большей частью улицам частного сектора под доносившиеся с вокзала звуки. Пока он был погружён в свои мрачные раздумья, звуки те стали тише. Они по-прежнему позволяли чувствовать себя уютнее, но уже не перекрывали других шумов.