– Значит в первый раз ты не полезла потому, что тебе показалось это скучной затеей, – Бак не знал, как подступиться к девушке, а потому решил начать с взятия на слабо. – Теперь же ты говоришь, что сарафана тебе недостаточно. Мне начинает казаться, Аделаида, что ты не держишь своего слова. А еще мне кажется, что у слепого фермерского отпрыска больше смелости чем у тебя. Только и способна с деревенскими мужиками драться, а как до дела дойдет, так сразу даешь на попятную.
И к его удивлению это сработало.
– Мелкий манипулирующий засранец, – Ада замолчала. Пауза была настолько долгой, что Баку на мгновение показалось, будто девушка вовсе ушла, но тут она продолжила. – Сколько живу, но такого наглеца как ты еще не видала. Ладно, завтра полезем в твою дурацкую дыру, но знай, если я там сдохну – тебе не поздоровится.
Остаток дня Бак лежал и вслушивался в окружавшие его звуки, а мысли его витали где-то далеко. Он раз за разом прокручивал в голове события, произошедшие в подземной комнате, пытаясь восстановить и закрепить образ пыльного духа. Перед мысленным взором его представали серые полупрозрачные руки, тянущиеся к нему, и каждый раз он все больше утверждался в мысли о том, что это не хищный выпад, а скорее мольба. Только о чем может просить существо старше Великих Хребтов? Что может предложить ему обычный деревенский паренек?
Вдруг Бака осенило. Перед его невидящими глазами ясно как день повис металлический брусок, отполированный настолько хорошо, что его можно спутать с маленьким зеркальцем. Ну конечно же! Духу просто нужна была странная вещица, которую он прихватил в первый раз с прикроватной тумбочки на память. Теперь оставалось понять, где сейчас находится этот брусок.
– Ада, – позвал Бак и сквозь потрескивание костра сразу же услышал, как где-то справа зашуршала ткань маминого сарафана.
– Чего тебе? – с ноткой недовольства спросила Аделаида явно что-то жуя.
– А ты случайно не видела такой маленькой металлической штучки, блестящей?
– Конечно видела, – быстро сообразив, о чем спрашивают, ответила девушка. – Она у тебя в руке, дурень. Ты ее так сжал сильно, что пальцы сплавились вместе и теперь ее хрен выковыряешь. А ты что, не чувствуешь?
Бак и в правду ничего не чувствовал в руке ниже локтя. Решив удостовериться, он прикоснулся едва шевелящимися пальцами левой руки к своему правому кулаку и охнул. Конечность на ощупь была похожа на твердую корку еще теплого яблочного пирога, который частенько готовила его мама. Пальцы склеились в одну большую, бугристую клешню, сомкнувшуюся вокруг прохладного бруска металла.
Все было хуже, чем он мог себе предположить. И это только руки. Ада сказала, что лицо пострадало сильнее всего и это поистине пугало. Только сейчас к Баку постепенно начало приходить осознание собственного