– Все в руках Бога, – говорит женщина.
– Спасибо тебе, – говорит она.
– Сменяй кофту на каравай хлеба, – говорит крестьянка.
– Тебе уже все равно, – говорит крестьянка.
Женщина на ходу – не меняясь в лице – снимает с себя кофту и протягивает крестьянке, которая идет рядом с колонной. Остальные селяне стоят, даже не поворачивая головы. Крестьянка берет кофту и протягивает хлеб – то есть ради обмена она и вышла из дома. Как только обмен произведен, крестьянка застывает с кофтой в руках и стоит, как и все сельчане. Еврейка, отщипнув кусок себе и детям, передает каравай другим, и так хлеб идет до самого конца колонны. Последний из идущих – старик – машинально протягивает кусок назад, и один из солдат так же машинально этот хлеб берет.
Показана уходящая колонна.
Колонна медленно ползет.
Скрывается за поворотом. Крупно – лица селян, морщинистые, грубые, суровые.
Пейзаж общим планом. Очень крупно – как на картинах голландских художников.
Звуки выстрелов. Если присмотреться – опять же, тут все по принципу голландской живописи XVII века (я советую оператору сначала изучить фламандские пейзажи. – Примеч. В. Л.), – можно заметить в углу буквально несколько черных точек, которые мечутся и по которым мы можем лишь предположить, что происходит у расстрельного рва. Но это от силы одна десятитысячная часть общего плана сверху.
Потом крупным планом лица двух детей на руках истерички. Камера отъезжает, и мы видим, что они мертвые и лежат в куче тел в яме. По лицам барабанит дождь. Камера отъезжает. Мы видим мальчишку, которого ценой своей жизни и жизни сестры спасла мать. Он стоит молча, небо над ним быстро темнеет.
Мальчик дрожит.
Люди вокруг стола мрачно молчат. Люся картинно плачет. Старичок, повернув голову, глядит в проем двери, там старуха с чайником. Заносит, молча ставит его на стол, кивает в сторону шкафа. Люся, рыдая, встает, открывает шкаф, вытаскивает стаканы. Разливает чай.
– Бостонское чаепитие, – говорит задумчиво старичок.
Все улыбаются, сразу видно, что в этом кругу принято интеллектуально шутить. Чтобы подчеркнуть это, показана крупным планом обложка книги в серванте. «…тругацкие…» – написано на корешке. «..оветская фантастика…» – написано на другом. Корешки тщательно подобраны по цветовой гамме и в цвет стенки.
– А дальше? – спрашивает, глотая слезы, Люся.
Старичок суровеет. Переход мгновенный – старик в этот момент выглядит как ветеран, которого позвали на встречу с молодежью, который попал в актовый зал школы, ошалел от обилия пионерок и откровенно любовался их ножками, но был вынужден прерваться, чтобы рассказать про свой подвиг.
Крупным планом блестящие, бараньи, навыкате, глаза Люси.
Снова ров, на краю женщины и дети, плач, крики, выстрелы, люди падают в землю, барахтаются, их добивают. В общем, один из частых в годы ВОВ расстрелов еврейского населения Бессарабии. Крупно показана женщина, в руках которой зажат каравай.