Но надо. Если посылают, то, значит, никто, кроме нас. Как в Одессе в октябре сорок первого, в последнюю ночь эвакуации. Наш транспорт «Большевик», вместе с «Украиной» и «Чапаевым» был в последнем эшелоне. Возле Одессы появляться можно было лишь ночью, из-за фашистской авиации. А на «Большевике» поломалась машина, в самый последний час, все же корабль был очень старый, 1899 года постройки, с парадным ходом в семь узлов. Аварию устранили, но мы уже не успевали проскочить в Одессу, загрузиться и уйти затемно.
Что думал наш капитан, Эрнест Иванович Фрейман, когда «дед» доложил, что машина в порядке? Был тот редкий на войне случай, когда можно было отказаться, в штабе вошли бы в положение, а может, и нет? Вот только наши бойцы в Одессе, которым по плану эвакуации было назначено место на «Большевике», что бы стало с ними? Идти назад засветло было смертельным риском, вот только остаться там – это была для них смерть без всяких вариантов. Значит, надо было идти, ну а чему быть, того не миновать.
Когда мы подходили, еще в спасительной темноте, навстречу нам уже шли груженые транспорта. У фашистов еще не было флота на Черном море, опасность представляла лишь их авиация, и наши разумно решили не собирать один общий конвой, а отправлять каждый транспорт «по готовности», в сопровождении лишь пары «мошек» или торпедных катеров. Первыми шли быстроходные пассажиры крымско-кавказской линии, «Армения», «Аджария», «Украина», и еще один, «Грузия», поврежденный авианалетом, выходил на буксире эсминца «Шаумян». Затем следовали грузовозы, среди которых выделялся огромный «Курск». Из труб вился дымок, даже у теплоходов – механики выжимали из машин все, чтобы с рассветом оказаться как можно дальше от вражеских аэродромов. А мы лишь подходили к порту.
А когда мы пришвартовались, за час до рассвета, оказалось, что брать некого. Штаб погрузки, получив сообщение о нашей аварии, на нас уже не рассчитывал, посадив предназначенных нам красноармейцев и имущество на малые суда. Мы взяли на борт лишь двадцать человек саперов, минировавших порт и уходивших последними. И «Большевик» ушел последним из Одессы, оставленной нами 16 октября 1941 года.
Недалеко от мыса Тарханкут нас атаковали торпедоносцы. И старый, тихоходный транспорт не мог увернуться от двух сброшенных торпед. Капитан Фрейман мостика не покинул. Ему был пятьдесят один год, он прежде был старшим помощником у легендарного Лухманова на учебном барке «Товарищ», а в молодости успел сходить в Вест-Индию на рижских парусных судах.
Я был старпомом на «Большевике». С августа сорок второго – капитан. Принял в Америке это вот судно, «Краснодон», стандартный тип «Либерти», из числа поставленных нам по ленд-лизу. Успел совершить лишь один рейс – домой, в Мурманск. И вот теперь, эта миссия, не обычный грузовой рейс. Кроме обычного экипажа, как в мирное время, на борту еще военная команда под началом лейтенанта. Вот только лейтенант наедине предъявил мне документ с личной подписью самого Берии. А двадцать