Он оторвался от зеркала и с тоской оглядел сортир. Четыре гнезда, разделенные низкими перегородками, лампочка без плафона. Замазанное известкой окно – за ним угадываются темные стальные прутья, такие же, как и во всех других окнах этого заведения. Стены раскарябаны показушными психоделическими надписями типа «кто Я?» – не иначе Вовчика работа или его друзей-симулянтов. Не хотят идти в армию, гады. И правильно. Армия – это война, а война – это…
Ну?!
Перед глазами пронеслось что-то серое – дым? гарь? – пронеслось и схлынуло. Не оставило ничего.
Пётр погладил раму и осторожно выдвинул шпингалет. Пожелтевший бинт на щелях вырвался вместе с окаменевшей краской; петли взвизгнули почище сирены, но поддались. Так и есть, решетка. Обычная арматура, десяточка. Ну, положим, найдется у Гитлер Югенд пилка для ногтей, так это – месяца два. Ножовка в больнице, конечно, имеется, но до нее еще добраться. Пётр прислонился лбом к прутьям. Второй этаж. Высокий. Сначала подумал – третий. Нет, второй. Ну и что? Если умеючи, то можно, а он… он это умеет. Вот фамилию свою не помнит, морду собственную впервые увидел, а как с третьего этажа сигать – знает. Доводилось.
Кто я?
Нет, не теперь. Бежать – дело хорошее, но лишь при условии, что есть куда. Вспомнить. На это нужно время.
Время… Пётр тяжело вздохнул. Ведь завтра будет то же самое – всё с нуля. Он так и состарится в психушке, день за днем изнуряя память, каждое утро знакомясь и с Ренатом, и с гроссмейстером Полонезовым.
Сзади зашаркали тапочки – Сашка. Прикрыв дверь, он встал на унитаз и запустил палец в трещину под потолком. Из тайника медленно выползла сигарета, а за ней – две спички и крышка от коробка.
– Угостишь? – спросил Пётр.
– Шизоидам не положено.
– Это шутка?
Сашка молча воткнул сигарету в рот и прикурил.
– Табачком не поделиться – грех, – заметил Пётр.
– Одним больше. Не страшно.
Пётр хотел попросить еще – с помощью слова «пожалуйста» и прочей культуры, но вовремя понял, что с Сашкой это бесполезно. Такие, как он, доброго отношения не ценят.
– Кто шизоид? – прорычал Пётр, свирепо двигая челюстью. – Это я шизоид?
– Тормоз к тому же.
– Тормозил твой папа, ясно?
По мере того, как до Сашки доходил смысл сказанного, его брови поднимались всё выше и выше. Когда они достигли середины лба, Пётр плавно отклонился назад, и Сашкин кулак впечатался в нечистый кафель у зеркала.
– …мать!.. – застонал Сашка, тряся разбитыми пальцами.
– Я только про отца, мать – это святое.
– Падла психованная!
Петр, не задумываясь, ударил его открытой ладонью в лоб, не сильно, но достаточно резко, так что его затылок с глухим стуком воткнулся в стену.
– Ухммм… – произнес тот, опускаясь на корточки.
Сигарета