Австрия – Италия, 1924 год
Австрия!
Мама, Австрия!
Марджори не обманула. Меня встретили замечательно. Поезда здесь ходят вернее, чем часы. Не то что в этой ужасной Италии. Люди улыбчивы, невероятно вежливы.
Вена, мама!
Вена!
Какие здесь парки! Весь город вальсовый, иначе не скажешь. Сильнейший контраст с Глостером, сильный с Лондоном. Это не глупая, пафосная Италия, не высокомерные французы, здесь все какие-то легкие, но пунктуальные. Сам воздух прозрачнее. Мне очень нравится Австрия.
Англичане на этом фоне сразу бледнеют, выглядят вылинявшими и пресными.
Боюсь, как бы так не выглядела я.
Растолстела. Но что делать – тут такой шоколад.
И Марджори не обманула. Завтра иду на собеседование. Обязательно напишу как.
Меня не возьмут.
Ни за что.
Ты знаешь, что даже в Глостере у меня была аллергия на все эти шерстяные оттенки. Ненавижу шерсть и все синие, коричневые, зеленые, запахнутые по самые уши платья.
Думая, что это Вена, и Штраус, и оперетты я была достаточной дурой, чтоб потащиться на собеседование в желтом.
Канареечно-желтом.
С перьями.
Стеклярусом.
И перчатками в крапинку.
Тем более, что меня там уже один раз приняли, со мной говорила такая толстоватая веселая австрийка, много шутила, выспрашивала про Англию, шутливо желала удачи, взяла все мои рекомендательные письма и сказала, что точно возьмут, потому что брать больше некого. Очень милая женщина, очень поддерживающая. С ней мы говорили в такой милой пристроечке: бисквиты, скатерть в полоску, а сегодня меня повели в главный дом.
Господин граф и супруга завтракали.
Какой у них сад!
И не подумаешь, что в центре города – вот так.
Но ты бы видела лицо супруги. Она меня как увидела – всё. У нее аж чашка в воздухе застыла. Особенно ей перчатки мои дались.
Сесть не предложили.
И она так мизинец оттопырив, чашку так и не поставив, мне вместо «здравствуйте» говорит:
ОНА: У нас уже было очень много гувернанток.
И молчит.
И он молчит.
Все молчат.
Тогда я решила, что надо шутить.
Я: Я понимаю. Но я точно не как они…
Выдержала паузу.
Я: Я много хуже.
Ну знаешь, улыбаясь так сказала. То есть, шутя. Может, стоило сказать на немецком. Но они ведь сами заговорили со мной на английском, да и женщина та предупреждала, что берут, чтоб у ребенка английский улучшался. Но только английский юмор, кажется, тут не ценят.
Я: Извините. Я… просто…
ОНА: Наша последняя гувернантка забеременела от нашего старшего сына.
ОН: Амалия.
ОНА: Да, Рудольф? Разве мисс Стоун не согласиться со мной, что подобное поведение недопустимо? И разве не вы сами вчера изволили заметить, что нашему сыну необходима дисциплина?
Куда прячут крапчатые перчатки?
ОНА: Мисс Стоун я искала нам порядочную девушку из Англии, высокоморальную, желательно протестантку. Вы верите в бога?
Я: Да, мадам.
ОНА: Вы католического вероисповедания?
Я: Протестантского.
ОНА: А ваш жених?
Я: Протестантского.
ОНА: Если позволите, чем занимается ваш жених?
Я: Инженер. На судоверфи. Полгода назад состоялась помолвка, но… мы решили немного накопить денег к свадьбе.
ОНА: Позвольте, а ваши любимые книги?
Как?
Почему книги?
Но… кто ей нужен? Господи, эти… русские! Да как же там! Ну хоть один… ну же!
Уайльд?
Гомосексуалист.
Бёрнс?
Но он поэт, это засчитается?
Немцы! Да, немцы! Кто же…
Молчание! Не молчи!
Я: Кьеркегор.
ОНА: Как, извините?
Я: Кьеркегор. И… Гейне, то есть, Гёте. И Шекспир.
Шекспир в плюс?
ОН: А что из Шекспира?
Ой.
Я: Как… всё. Джульетта. То есть, Ромео и Джульетта, и… там, где… Ночь. И… про короля… королей тоже.
Боже!
Женщина поставила чашку.
Окончательно так поставила.
ОН: Фройляйн Ау, будьте добры, позовите Франца.
Мальчик – волосы прилизаны, белая рубашка, темно синие шортики, прозрачные виски.
ОН: Франц Вольфганг, это мисс Стоун, любезно согласившаяся быть вашей гувернанткой на время каникул.
МАЛЬЧИК: Очень рад, мисс Стоун.
Без