Рука женщины, к которой тянулись трубки, была неестественно серого цвета. Вике стало страшно и захотелось домой. Она открыла пакет, достала косметичку. Из зеркала на нее смотрела какая-то чужая, взрослая женщина. Вика не узнавала в ней себя. Лицо побледнело, стало резко очерченным, куда-то пропали щеки, а губы приобрели яркую окраску. И запавшие глаза светились, будто в них зажглись маленькие лампочки. Но больше всего ее пугали внутренние изменения. Она, почти физически ощущала, как каждую минуту в ее организме строится что-то новое, какой-то свой мир, полностью подчиняющий ее еще не родившемуся маленькому человечку. Она его уже любила. И подолгу думала, что же плохого в том, что у нее будет ребенок? Почему маме это причиняет страдание? Вика очень жалела маленького, но еще больше было жалко маму. Она вспомнила, как мама сама знакомила ее с Вадимом – сыном очень известного человека, заискивала, неестественно улыбалась, настаивала, чтобы Вика общалась с этой семьей почаще, поплотнее, узнала их сына поближе, пригодится для жизни, говорила она. И без труда, с какой-то незнакомой, фальшивой улыбкой, отпускала ее к нему на дачу погостить, без вопросов, по первому требованию – и вот, теперь сердится… Плачет. Вика думала, что согласна избавиться даже от мыслей о ребенке, лишь бы не повторились материнские истерики и сердечные приступы.