– Ну что ты молчишь? Что там?..
– Полтора вольта.
– Что полтора вольта?
– Телефонный сигнал – полтора вольта… по-моему…
– сказала она и заплакала.
– Что случилось? – тихо произнес Сева, холодея от ужаса. – Мальчишки?
– Нет-нет, – поспешно сказала жена, сморкаясь. – Нет-нет. С мальчишками все в порядке. Клим погиб. Разбился в автокатастрофе. Насмерть. Столкнулся с грузовиком. Теперь тут всякие дурацкие проблемы с похоронами. Мне одной не справиться. Приезжай, если сможешь.
– Как разбился? – глупо спросил он. – Почему?
Жена снова шмыгнула носом.
– Ты там только не очень, ладно, Севочка? Ты только не слишком, ладно? Не сможешь приехать – ничего страшного. Потом попрощаешься, ладно? С ума только не сходи. Я тут как-нибудь…
– Ладно, – перебил ее Сева и, не прощаясь, повесил трубку.
Потом он посмотрел на свою руку, удивляясь тому, что она не дрожит, и тут же еще больше удивился своему собственному удивлению – потому что, с какого, спрашивается, рожна у него должны дрожать руки?.. Что теперь?.. Налить себе стакан виски? Заплакать? Или что там положено делать в таких случаях? – В каких случаях? Что ты несешь?.. Он вдруг обнаружил, что странным образом видит себя со стороны, как другого, отдаленно знакомого человека, нерешительного и смущенного, будто застигнутого за чем-то стыдным. Человек постоял потупясь, затем двинулся к холодильнику, помедлил, взявшись за дверцу, недоуменно покрутил головой, открыл морозилку; тщательно выбирая кубики, набросал три четверти стакана льда, еще немного подумал и отсыпал несколько лишних льдинок – почему-то не в раковину, а в ладонь – и снова потупился, уставившись в лакированный паркет.
– Капает… – сказал ему Сева.
– Что?
– Капаешь на пол, идиот.
– Да-да…
Он кинул кубики в раковину и налил виски доверху, но пить не стал, а поставил стакан на стол и пошел к окну -глядеть на севино отражение в темном, пятнистом от дождя стекле.
– Ты вот виски тут глушишь, а Клим разбился, сволочь, – сказал ему Сева укоризненно.
Но даже в этой ясной, казалось бы, фразе присутствовала все та же промежуточная, колеблющаяся неоднозначность. Например, к кому здесь относилось слово «сволочь»? – К нему, задумавшему пить виски именно сейчас, или к предательски разбившемуся Климу? Сева вернулся к столу, для пробы отхлебнул из стакана и уверенно выбрал второй вариант.
– Сволочь ты, Клим. Как ты мог?
А почему бы и нет? Все когда-нибудь умирают.
Почему Клим должен быть исключением? Почему, почему… да потому, что он всегда был исключением, вот почему… черт… сволочь… хотя с первого взгляда казался заурядным… заурядным до незаурядности. Деревенский парень, каких не бывает в городе, во всяком случае, в таком большом городе, как Питер. Круглое плоское лицо, нос картошкой, манера произносить слова с некоторой растяжкой… – так разговаривает