Иисус попрощался со всеми и ушел с рынка, но спустя некоторое время появилась здесь, и Сусанна и, как мы помним, ушла жить под гору, в одну из промоин. Однако вода выгнала её оттуда.
Дождь неожиданно прекратился, но небо только чуть посветлело, надвигалась ночь. Улеглись спать на одной из невысоких выступов, устланным сухой травой и степной полынью, которая спасала от земляных блох. Сусанна дрожала и больше от нервного напряжения, чем холода.
– Не могу согреться, – говорила она, кутаясь в его накидку и прижимаясь к Иисусу. Некоторое время она лежала молча, потом заговорила. – Ты сказал тогда, что бы все люди любили друг друга, и я всегда хотела, чтобы меня кто-нибудь любил, а меня только ругали и били. А теперь и я могу сказать, что люблю тебя.
Она примолкла, точно собираясь с силами, и заговорила:
– Я люблю тебя очень сильно. Издали смотрю на тебя и мне уже хорошо. Ты сидишь там, на горе, а я смотрю и не могу оторваться. Иногда мне становится даже страшно от этого.
Иисус молчал, а Сусанна не могла остановиться:
– Некоторые говорят, что я красивая, может это и так, я не знаю, но ко мне еще никто не прикасался. Тетка била меня потому, что я не хотела ни с кем идти. Сначала уговаривала, а потом стала бить.
Сусанна притиснулась к Иисусу, и горячее её дыхание коснулось его уха:
– Погладь меня…Потрогай… Возьми меня…, – зашептала она.
Но Иисус не шевелился, и молчал.
Искушение и соблазн – им трудно противостоять, когда ты молод, а они так доступны и близки. Но что будет потом: мучения совести, душевные муки и ответственность за полученное удовольствие и за человека, пред которым ты не устоял или сам соблазнил?
А горячий шёпот девушки, её искренность и невинность подкупали, дрожащий голос и тепло близкого дыхания, пахнущего парным молоком, щекотали ноздри, и они непроизвольно раздувались. Их легкая дрожь передавалась и телу, и оно тоже начинало петь свою пьянящую песню. И вот мысли уходят и остаются только чувства и желания и, кажется, что их уже не остановить. Они живут сами по себе, подчиняясь лишь инстинкту и коду жизни – бессознательному и сильному зову: «Продли меня!»
Но вот где-то там, на последней точке сознания, начинает звучать голос: «Отче наш, сущий на небесах, да освятится имя Твое, да придёт царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе…».
Прочитав молитву, Иисус успокоился, стала уходить и дрожь, и лишь сладость в теле не покидала его:
– Да, я люблю тебя, – сказал Иисус, – но не совсем так, как ты думаешь. Моя любовь – это, прежде всего любовь моей души, а не тела, и она безмерна и безгранична, как небо, как звезды, как сама жизнь, и миг наслаждения и удовольствия несоизмеримы с ней. Когда-нибудь ты это поймешь.
Завтра поднимется солнце, наступит новый день, и мы не будем прятать глаза. Мы пойдем в Кумран, где живут ессеи, и ты останешься у них, будешь любить их как братьев, а кого-то одного сильнее, чем брата. А потом выйдешь замуж, у тебя будут дети, а я буду всегда помнить тебя, любить и молиться за тебя и за всех вас. И ты всегда