Встала с дивана.
Мрозовская отметила про себя, что, кроме белого кружевного платья, на Аглае нет ничего – ни корсета, ни панталон, ни чулок. Платье надето прямо на голое тело. Ноги босы. Сквозь тонкую ткань среди рюшей и кружев четко проступали круглые, как яблоки, груди Аглаи, и были видны твердые соски.
– В прошлый раз вы говорили, Елена Лукинична, что я похожа на молодую Сару Бернар, только я светловолосая. А помните, вы рассказывали, как Сара Бернар девочкой уговорила мать купить ей гроб и ложилась в него? И фотографировалась?
Мрозовская ощутила, что ее тошнота усиливается. Да, она рассказывала об этом сестрам Шубниковым. Ох, вот дура, хватило же ума говорить о таком с ней…
Мрозовская стояла возле фотоаппарата, положив руки на штатив, мужчины, пришедшие с ней, хранили молчание.
– Они меня рады живой в гроб упечь и зарыть, – светским тоном пожаловалась Аглая. – Избавиться от меня.
– Аглая, не говори ерунду! – хрипло возразил Игорь Бахметьев.
– Игорь, а что ты на меня так смотришь? Я из гроба-то вылезу. Думаешь, куда мне лучше кол вонзить, да? В живот или сюда? – Аглая положила узкую ладонь на плоский живот, затем на упругую грудь. – Или, может, сюда? Этого ты хочешь, Игорь, да?
Она внезапно ухватилась за подол кружевного платья и резким жестом вздернула его вверх, обнажая ляжки и лобок – нежный, как бутон, заросший волосами.
Никто из мужчин не проронил ни слова. Лишь покраснели все как раки. Мрозовская не сочла возможным фотографировать этот непристойный момент. Хотя фото должны были послужить доказательствами будущего врачебного освидетельствования и вывода о невменяемости, но не порнография же!
Кроме того, сейчас Аглая не производила впечатление невменяемой.
Но тот жуткий крик…
Неужели это она так кричит?
А сейчас щебечет, как парижская шлюха.
– Сюда вгони свой кол, Игорь, – Аглая показывала лобок. – Будет сладко и больно. И кровь потечет. А потом закопай меня в красивом гробу. И я вылезу из него, разорву крышку зубами, ррррррразорррррву…
– Аглая, прекрати, успокойся! – резко одернул ее Игорь Бахметьев.
– Что же вы не фотографируете меня, Елена Лукинична? – весело, озорно осведомилась Аглая, поворачиваясь к Мрозовской розовой упругой попкой. – Я же стараюсь для фото. Или это для вас чересчур? Шокирует, да? Но я же, по вашим словам, точь-в-точь как Сара Бернар! А это правда, что, когда она играла Клеопатру на сцене театра Шатле, elle a copule avec Anthony sur la scène sur un lit de roses? [1]
Ее французский был безупречен.
Дом снова потонул в мелодичном гуле башенных колоколов. Часы на фабричной башне отбивали четверть второго. И под этот звон Аглая, опустив наконец подол платья, начала медленно грациозно танцевать, кружась по персидскому ковру.
– А помните, Елена Лукинична, как мы танцевали тогда? – спрашивала она в такт. – Помните нас? Как мы танцевали… с ней? А вы нас фотографировали