Он не мог этого осознать, ему было двадцать, и она была его первой возлюбленной. Столь значительная для тех времен разница в возрасте могла бы перевесить чашу любовных весов в ее сторону, добавив на нее женского и душевного опыта. Она, как глубоко полюбившая женщина, «видела» сердцем в любимом даже то, что еще было недоступно для понимания ему самому. «А в глазах твоих – грусть всезнанья, бездна тайн, мудрость всех поколений. Только дремлет еще это Знание… Я желаю тебе пробужденья!» – адресовала она ему свои мысли. Это теперь она понимала, что равновесие в их несостоявшемся союзе, так или иначе, вряд ли могло быть достигнуто. Временно сравнявшись, его чаша очень скоро склонилась бы не в пользу их совместного будущего, ее утяжелило бы столь предпочтительное для мужского глаза другое – более молодое – женское тело, ну, а душа… По странной закономерности ее жизни, душой-то как раз никто из встреченных мужчин и не интересовался вовсе, с опаской замечая в вызывающем желание теле ее пугающе глубокий ум и сильную волю.
Предрассудки его враждебно настроенной родни, живущей по стереотипам «здравого смысла», под которым крылся легко объяснимый бытовой страх стать предметом сплетен, хирургически жестко, без наркоза – родительским ультиматумом – разрезали по живому, на самом пике, ту «невозможную» любовь, не заботясь о последствиях невидимой, но ужасающе болезненной для них обоих «операции».
Она тогда долго плакала и обижалась на судьбу, потому что была глубоко несчастна в своем неравном пустом браке, из которого пыталась безуспешно сбегать, потому что мучительно не находила в муже нежности и понимания, добра и заботы, радости и единства. И вдруг – всё это она неожиданно для себя, но так ненадолго, получила от того болезненного мальчика, такого талантливого в любви, к тому же, подававшего большие творческие надежды художника и музыканта. Вероятно, обладая столь же артистической натурой, она смогла бы стать его персональной, бесконечно вдохновляющей Музой… Но… При всей банальности внешне схожих обстоятельств любая история любви, – все же, – неповторима. Счастливы все бывают одинаково, заметил классик, но вот несчастен каждый по-своему…
…Они даже не жили в одном городе. Их внезапно вспыхнувший на крымском берегу роман – платонический и трепетный – мог так и остаться заурядным курортным воспоминанием, если бы не полетевшие затем из города в город пламенные открытые письма и долгие телефонные звонки, через которые общались их души, свободные от заземления отупляющей страстью. Касания сердец были подобны электрическим разрядам небесных молний – так высоко, ярко и чисто, краткими вспышками был обозначен сокровенный пунктир их всепоглощающего взаимного притяжения… Их души пребывали на одной или очень близкой по частотному диапазону энергетической волне, излучениям которой, практически, и слова-то были не нужны. Они вряд ли осознавали тогда, что взлетели в единое поле Любви Небесной, откуда рождается вечная Жизнь… Ho оказалось, что этот тонкий, неожиданно вспыхнувший огонь – величайшая редкость в нашем земном мире. Он так и остался недоступным для понимания завистливым людям, его не испытавшим, испугавшимся небесной грозы, ливнем пролившихся непонятных чувств, не поверившим в их истинность и долговечность… Не верившим в Вечность…
После семейного расследования сокрытого им «преступления» ему был объявлен бескомпромиссный родительский приговор, безусловно запрещавший любые контакты с ней, наверняка, получившей в качестве определения самые оскорбительные для женщины прилагательные. Искушенные привычной бытовой ложью, многочисленные родственники не верили в платоничность их отношений, приписывая зрелой женщине, «соблазнившей их мальчика», обычный дешевый адюльтер. «Она никогда не получит моего сына! – гневно заявлял его отец, глубоко задетый тем, что нравившаяся и ему самому женщина обратила внимание не на него самого, а на его «совсем еще мальчика» сына.
И тогда, безвинно оболганные молвой, они решились подтвердить пошлые догадки реальностью, ведь все равно ничего и никому нельзя было доказать… В цветущем каштанами мае она тайно приехала в его город и стала его первой женщиной. Целая счастливая жизнь уместилась бы по своей наполненности любовью в те выпавшие на их долю пять фантастических вечеров… Словно прощальный подарок судьбы, запечатлевшийся потом в стихотворных строчках: «Любимых глаз призыв – в Седьмое Небо! Жар от тебя такой, что тает вечный лед. Туда, где ты – один – ни разу не был, с тобой вдвоем мы начинаем взлет… И все загадочно космические дали – Нам стали вдруг знакомы и близки. – Когда мы там – в «Раю» вдвоем летали, – В кольце тугом твоей родной руки…»
И после всего – он все-таки… отказался от нее…
Навязанная разлука развела их пути не просто в противоположные стороны, они как бы устремились в разные миры, которые незримо сосуществуют на нашей Земле. Она в силу опыта первой справилась с болью, очистившись страданием, перестала себя жалеть, сокрыла любовь