И всю жизнь, наверное, буду стремиться к простому, дешевому, но такому драгоценному счастью.
Душевную прозу пишу в тиши
Душевную прозу пишу в тиши.
Мой август шепчет: «Пиши, пиши,
О счастье в лесной изумрудной глуши,
Где мирно шуршат по ночам ежи.
О песнях пиши, что поют стрижи.
Беги, наблюдай, сказки вяжи».
Мне ветер подскажет в ночной тиши:
«О буре пиши, что на нас бежит».
Твердит целый мир: «Пиши, пиши»,
А я вспоминаю из детства «жи-ши».
Из окон кричали: «Домой спеши!
Там на столе остывают коржи.
На них густым шоколадом пиши,
Да руку ровнее, смотри, держи!»
Мой август шепчет: «Пиши, пиши,
О счастье в лесной изумрудной глуши.
Душевную прозу пиши в тиши.
Беги, наблюдай, сказки вяжи…»
Ягодная бабушка
Прохладное пасмурное утро, сонные, неосознающие людей насекомые, и море, просто море крупной ягоды сделали своё дело. Сбор клубники оказался очень и очень приятным, быстрым и продуктивным.
У горы сели – полведра сразу и набрали. Идем выше, а навстречу бабулечка. Маленькая ростом, но крепенькая, живчик.
– Ну что, миленькие, спустилась вот посмотреть, кто еще пришёл ягоду собирать. Дочка мне все говорит: «Не ходи!», а я все равно пошла. Проснулась, на балкон вышла и подумала, что пасмурно будет, самая погода за ягодкой идти, – сказала бабушка, одновременно собирая красные ягодки.
– А вы дачница или живете здесь? – спросила моя мама.
– Ой, миленькая, да живу я тут уже давно. В двухэтажке.
Выяснилось, что бабушке – ягоднице 76 лет, но сидеть дома она не может. Говорит, что с детства привыкла активничать, а летом раньше ягоду ждали очень, есть после войны нечего было, вот и собирали целыми днями.
И до сих пор бабушка Нина не может даже допустить мысли о том, чтобы столько добра на поляне пропадало.
Разговорились. Она, добрая душа, показала нам полянку с очень – очень крупной ягодкой. Водички попросила. Ведро заполнить клубникой помогла.
Иду я, аккуратно с горки спускаюсь, бабушку Нину под руку веду.
– Сама я миленькая, сама. А то и сама упаду, и тебя убью.
Смеюсь, но все равно переживаю, как бы не скатилась ягодница с горы да не ударилась. Держу за руку и думаю над ее рассказом, что вот идет она, старенькая, а когда-то давно – давно была маленькой девочкой, у которой папа на фронте погиб… Росла одна, без братьев и сестер, с теткой и мамой. Говорит, собирала сушеные коровьи лепешки, топила печурку и пекла картошку к приходу взрослых…
И слаще этой картошки только ягода и была. Ценности тогда другие были, ой, другие…
Спустились уже, на дорогу вышли. А бабушке телефон названивает.
– Ну опять она брякает. Я же говорю, что иду уже. Алло,