Порой даже думалось, что Блудсворд сошелся с папенькой только затем, чтобы быть поближе ко мне.
Чтобы оправдать этот страх, я рассказывала самой себе истории о графе. В них он представал то людоедом, то и вовсе вурдалаком из нянюшкиных сказок.
Правда, света он, в отличие от тех же вурдалаков, совсем не боялся. Только щурил глаза на солнце, как кот.
А потом я воочию убедилась, как справедливы мои страхи.
Это случилось в том же году, летом.
Малина вымахала густая, высокая. Ее заросли подступали к задней стене Гринберри Манор, и я, ускользнув от мисс Уайт через малую калитку, бродила по краю кустарника. Общипывала ягоды и отправляла их в рот – прямо так, немытыми. Так вкуснее.
Крупная и душистая малина пахла вареньем, которое мама всегда распоряжалась открывать на Мидст [1]. И еще летом и чем-то очень хорошим. А косточки застревали в зубах, как всегда.
Я почти вышла к главной дороге, когда наткнулась на Блудсворда.
– Какая встреча, о моя сладкая Элисон.
Сегодня от него снова разило кровью. А рядом не было совсем никого из взрослых. Никто даже не знал, где я. Когда еще хватятся, когда станут искать в малиннике?
Мне стало очень страшно.
– Здравствуйте, сэр. – Я попятилась, но он подошел ближе. И облизнулся.
– Что вы делаете здесь одна, бесстрашная Элисон? Разве матушка не предупреждала вас, что юным леди опасно прогуливаться по глухим местам в одиночестве? – продолжал он все так же шутливо.
– Предупреждала. Я уже иду домой, – я хотела в доказательство своих слов удрать к калитке, но он поймал меня за руку.
– Я провожу вас, милая Элисон.
– Не надо! Я сама!
– Тс-с-с, скверная девчонка! Не надо спорить со старшими, – в игривом голосе прорезалась сталь.
А потом из-за наших спин раздалось глухое:
– Отпусти девочку.
Блудсворд повернулся, но моей руки не выпустил. Так что и мне пришлось повернуться вместе с ним.
– Ба, какая встреча, – граф все же отпустил мое запястье, чтобы шутливо взмахнуть руками. Тут бы мне и убежать, но я осталась стоять. – Не ожидал встретить вас здесь… святой отец.
Мне показалось, что последние слова он сказал так, словно издевался. Или не верил, что отец Вимано – священник.
– И чем вызван ваш интерес к этому милому ребенку… святой отец?
– Я ее духовник. С благословения ее матери.
Отец Вимано в этот раз не улыбался. Лицо у него было мрачное, даже злое. И стоял он, весь подобравшись, и смотрел на графа, будто прикидывал, куда бить удобнее. В ту минуту патер показался мне очень сильным. Я знала, что священникам нельзя бить или калечить людей, но тогда подумала, что отец Вимано, если будет надобность, сможет и ударить, и искалечить.
И от этого стало спокойно.
Он едва мазнул по мне взглядом и велел:
– Иди отсюда, Элисон.
– Идти… – я растерялась. – А как же вы?
– Иди.