– Думаю, этого достаточно.
«Новый граф Уэйбурн» склонился над роскошным письменным столом в кабинете, унаследованном вместе с титулом, чтобы в последний раз пробежать взглядом строчки составленного документа. Потом поставил размашистую подпись и протянул бумагу дворецкому, застывшему в ожидании.
– Прошу лично удостовериться, чтобы это размножили и отправили в каждую гостиницу, на каждый постоялый двор – словом, в любое мало-мальски приличное заведение отсюда до Кинге-Линн. И пусть «Таймс» напечатает это как можно скорее.
Дворецкий молча вложил в протянутую руку хозяина перчатки, потом головной убор для верховой езды. Тот небрежным жестом нахлобучил шляпу на рыже-каштановые волосы и пошел к двери, бросив уже через плечо:
– Надеюсь, это сработает! Сестра наверняка уже на полпути к Норфолку.
Прежде чем дворецкий успел ответить, дверь открылась.
– Лошадь оседлана, милорд.
– Надеюсь, она достаточно резва, – проворчал Тристан и намеренно громко хлопнул дверью, выходя.
Слуги уже выстроились в шеренгу на ступенях особняка, чтобы проводить молодого хозяина. Вид его был так мрачен, а губы поджаты с такой угрозой, что тому, на кого падал его взгляд, хотелось отшатнуться, как бы хорошо он ни был вышколен.
– Господь не оставит нашу дорогую леди Ариадну, – чуть слышно проговорила одна из горничных и сделала движение, как если бы собиралась заломить руки, но удержалась. – Я буду молиться за нее, Уильям! Пусть она доберется до Норфолка раньше его…
– У нее несколько часов форы, – откликнулся лакей, почти не шевеля губами, чтобы не привлечь ненароком внимание хозяина (лицо его при этом не утратило выражения подобострастия). – И потом с ней Шареб-эр-рех. Ее не догнать.
Безмолвно, с хорошо скрытым неодобрением, слуги наблюдали за господином. Тот сердито подергал подпругу, проверяя, на совесть ли она затянута, косясь при этом на ни в чем не повинную лошадь с таким видом, словно не мог простить ей, что она всего лишь одна из верховых кобыл Уэйбурн-Хауса, а не самый быстрый чистокровный жеребец во всей Англии. Воздух, казалось, был пропитан этим неодобрением, словно электричеством перед грозой. Слуги украдкой обменивались угрюмыми взглядами.
Несчастья просто преследовали леди Ариадну. Сначала от странной, необъяснимой болезни погибли все лошади на племенной ферме, потом произошел пожар на конюшне, столь же загадочный и еще более ужасный, так как стоил жизни старому графу и едва не погубил и самую ценную лошадь. Последним ударом явилось чтение завещания. Без сомнения, намерения графа были самые благородные… однако трудно, почти невозможно было поверить, что он завешал бесценное животное – чистокровного племенного жеребца по кличке Шареб-эр-рех – такому пустоголовому и безответственному моту, как Тристан, пусть даже тот и был ему сыном.
Разве можно винить леди Ариадну за то, что она украла жеребца и сбежала под покровом ночи?
Молодой граф ничего не знал как о ходе мыслей своих слуг, так и об их симпатиях и антипатиях