Ира убежала подальше к школе и, поняв, что брат больше не гонится за ней, спряталась в кустах за школьной теплицей. В каникулы здесь некому было ходить, и никто бы ее не услышал. Ире хотелось плакать, но ей так часто приходилось сдерживать слезы, что она разучилась. Она чувствовала, что слезы могли бы потушить пылающую в груди ненависть, но глаза оставались сухими. Она презирала его, своего родного брата, даже больше, чем отца. Казалось, после развода и переезда в этот маленький городишко, затерянный где-то в Сибири, куда отцу из Нижнего хлопотно добираться, они заживут мирно и спокойно. Тесная однокомнатная квартира, которую мать могла себе позволить, казалась райским уголком. Но, постепенно, брат превратился в еще большего монстра, чем был его отец. Он перенял все его повадки, все методы травли и даже слова. Теперь и мать не могла с ним справиться. Раньше Ира частенько ябедничала ей на брата, но, когда однажды тот замахнулся и на мать, отстаивая свое право помыкать младшей сестрой, она резко прекратила жаловаться. Она понимала, стоит ему однажды переступить черту с матерью, и брат будет бить их обеих, как бил отец. «Еще один только год, один год», – уговаривала себя Ира, – «и его заберут в армию».
4
Наташа открыла квартиру и вошла.
– Бабуль, я дома, – громко сказала она.
– Как хорошо, Натусечка, – послышался старческий голос из соседней комнаты. – Проходи, как раз поможешь.
Наташа скинула сандалии и прошла в комнату, где бабушка обычно принимала посетителей. Вот и сейчас в потертом кресле сидела женщина со скорбным лицом. Ее вытянутая нога с толстыми растопыренными пальцами и раздувшейся воспаленной щиколоткой лежала на низкой скамеечке. Бабушка сидела на полу, поджав под себя ноги. В руках она держала литровую банку с водой, в которой то и дело смачивала морщинистые пальцы и брызгала на ногу сидящей напротив женщины.
– Внученька, будь дóбра, – обратилась она к Наташе, – там у меня в комоде… Ну знаешь где. Тряпочки красные, заговоренные. Вставать тяжело. Принеси, моя хорошая.
Наташа молча подошла к комоду, выдвинула второй ящик и взяла красную выглаженную тряпицу из стопки. Она вернулась к бабушке и села рядом.
– Помолимся, деточка, вместе, – сказала бабка, принимая тряпицу.
Наташа сложила руки, закрыла глаза и монотонно зашептала молитву. Бабка взяла клочок бумаги в клеточку, весь исписанный кривым почерком, уложила его на больную щиколотку женщины и начала оборачивать красной тряпицей, распевно приговаривая что-то себе под нос. Когда с бинтованием было покончено, старуха взяла банку, кряхтя, встала и принялась обильно обрызгивать женщину водой.
Раздалась механическая трель. Наташа открыла глаза и перестала шептать.
– Поди, милая, открой. Кого, прости господи, принесло в такой момент? Всех прогоняй.
Наташа пошла открывать дверь. Там оказалась соседская бабка с пятого этажа.
– Мариванна,