– Посиди со мной.
Она постояла, скрестив руки, потом смягчилась. Села – и после секундного замешательства Борис сел тоже.
– Ну? – сказала она.
– Как ты тут?
– Хорошо.
– Ты знаешь, я должен был уехать. Здесь не было работы, не было будущего…
– Здесь была я.
– Да.
Ее глаза успокоились. Она знала, конечно же, о чем он говорит. И винить его не могла. Она поощряла его стремление уехать, а когда он уехал, обоим ничего не оставалось, кроме как двигаться дальше, и она в целом не жалела о жизни, которую вела.
– Это твой бар?
– Он вполне окупается: аренда, счета… Я забочусь о мальчике.
– Он ведь…
Она пожала плечами:
– Из лабораторий. Может даже, один из твоих, как ты и сказал.
– Их было так много, – протянул он. – Мы делали их из любых ничейных геномов, до которых могли добраться. Они все такие, как он?
Мириам покачала головой:
– Я не знаю… за всеми детьми не уследишь. Они же не остаются детьми. Не навсегда. – Она позвала мальчика: – Кранки, ты не мог бы принести мне кофе, пожалуйста?
Мальчик обернулся, серьезно уставился на обоих, в руке еще вращается дымный шар. Кранки подбросил его в воздух, и дым, обретя свои обычные свойства, рассеялся.
– Оу-у-у… – протянул мальчик.
– Кранки, сейчас же, – велела Мириам. – Спасибо.
Мальчик пошел к стойке, а Мириам вновь обернулась к Борису:
– Где ты был все это время?
Он пожал плечами.
– На Церере, в Поясе, работал на одну малайскую фирму. – Он улыбнулся. – Никаких младенцев. Просто… чинил людей. Потом три года жил в Тунъюне, подхватил вот это…
Он показал на пульсирующую массу биоматерии за ухом.
Мириам стало любопытно:
– Это… больно?
– Он растет вместе с тобой, – ответил Борис. – Тебе вводят… семечко этой штуковины, оно сидит под кожей, прорастает. Это… может быть неприятно. Не физически, а когда ты начинаешь с ним общаться – и создается сеть.
Мириам было странно даже смотреть на ауг.
– Можно пощупать? – неожиданно для себя спросила она. Борис казался ужасно самоуверенным; он всегда был таким, подумала она, и безжалостный луч гордости и любви прошил ее насквозь, и ей стало страшно.
– Конечно, – сказал Борис. – Вперед.
Она потянулась и робко потрогала ауг кончиком пальца. Удивилась: почти как кожа. Может, чуть теплее. Нажала, ощущение, будто под пальцем фурункул. Убрала руку.
Мальчик, Кранки, принес в турке с длинной ручкой черный кофе с корицей и семенами кардамона. Мириам, налив кофе в фарфоровую чашечку, взяла ее двумя пальцами. Кранки сказал:
– Я его слышу.
– Кого