Вокруг меня извивались и стонали другие грешники, их лица были покрыты глубокими ожогами. Раны тут же затягивались, только для того чтобы кожа по всему телу могла гореть заново. Мой костюм и рубашка, а я был все еще в них, ведь никто не потрудился раздевать меня, словно героя на картине Босха, обуглились первыми. Обезумевший грешник, который мучился на сковородке рядом со мной, попытался забраться на меня сверху, чтобы хоть на секунду его тело перестало соприкасаться с горячей поверхностью. Под его черными пальцами моя одежда просто развалилась, и я стал таким же, как все – голым и беззащитным.
Вернее всего картины Ада нарисовал, как мне тогда казалось, Малевич в его произведении «Черти пилят грешницу»: все плоское, темное, одномерное. Вокруг тебя мелькают тени, перед глазами все сливается от боли, а уши заложены от жара и криков, наполняющих воздух. Кажется, я плакал и кричал, дергаясь всем телом, но выбраться не пытался. Моя память подсказывала мне образы из истории, в которых черти вилами закидывали назад на сковороду души тех, кто пытался сбежать. Позже выяснилось, что я провел в пекле каких-то 25 минут. Страшно подумать, что предстояло мне, ведь впереди была вечность.
– Подцепите вот этого… – донесся до моих ушей чей-то громогласный голос, пробивавшийся даже сквозь истошные вопли грешных душ. Над моей головой замелькала тень длинного железного крюка, на которую я даже не обратил внимания, пока он не опустился с гулким звуком вниз, впиваясь в чью-то плоть. – Да не этого, кретины! Того, что извивается рядом! Того светленького!
– Загореленького, – послышалось в ответ мерзкое хихиканье – я был готов поспорить, что оно принадлежало одному из чертей.
– Хватит ржать, – одернул его тот же громкий бас. – Мне с вами тут греться некогда, работа простаивает. Это у вас трудовой день идет, хоть стой, хоть падай, хоть шутки трави, а если перестану работать я, вы все тут…
– Да, мы в курсе, Астарот, – прервал его кто-то из чертей. – Можешь не напоминать… Сейчас притащим тебе эту душу, потерпи…
Я решил, что разговор не настолько интересен, чтобы отвлекаться от адских мук, которые испытывало мое несчастное тело, поэтому закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Мне не удалось увидеть, как во второй раз металлический крюк взмыл в воздух и, зависнув на несколько секунд над сковородой с грешниками, упал вниз. Мне было настолько больно от огня, которым меня мучили, что я даже не заметил, как крючья впились в мою спину и потянули меня по раскаленной поверхности к ее краю.
– Ну наконец-то… – раздался уже знакомый голос. – Это вам не автомат с игрушками, неужели так сложно было выудить его с первого раза?
– Да