– Волосы там в ванной чьи-то тёмные я нашла, – опять сказала Лариса и покосилась на меня. Лариса – это такая собака-ищейка. Она все время что-нибудь находит. Никому это не дано, только ей. Вот скажешь ей: «Лариса, фас! Искать!». И она найдёт, все что ты потерял и все, что ты никогда не имел.
– А с чего вы взяли, что они мои? – спокойно поинтересовалась я. – Чем докажете?
– Ну, точно не мои, я то, как видишь, блондинка. Если найдёшь белый волос – предъяви. – У Ларисы одна логика. Если не мое, значит точно твоё. Есть только ты и я. Думаю, это любовь. Особенно когда она произносит мое имя, чувствуется особое отношение.
– Белые волосы не так хорошо видно, как чёрные, – заметила язвительно Ксюша.
– Брюнетка здесь не я одна, – вставила я, предварительно осмотрев присутствующих. Брюнеток у нас 4 – я, Ксюша и две соседки, одна из которых отсутствовала. И того на собрании было три брюнетки.
– Когда я заехала, волосы уже там были, – сказала с уверенностью Ксюша, – так что точно не мои. Оставалась я и ещё одна соседка. Но так как я всегда первая автоматически попадаю под подозрение, все соседи опять уставились на меня кровожадными глазами. Я бы и рада признаться, что волосы мои, но правда не помню, оставляла я их в ванной или нет, потому что когда я принимаю душ, думаю о высоком. В последний раз, когда я принимала душ, я думала о том, что мое настоящее привело меня к расстройству адаптации. Выходит, от прошлого к настоящему я не адаптировалась. Выходит, я не адаптировалась к этому дому, к мухам, мышам, алкавшам, собакам-ищейкам и прочей живности. А может я и вовсе не адаптировалась от неба к земле. А может вся эта неадаптация и есть часть моего пути, и я непременно должна была слегка сойти с ума, чтобы создать настоящее, которое вновь будет приносить мне радость, но пока это будущее. А о волосах я не думала, нет. Вероятно, некоторая оторванность от этого мира лишает меня возможности контролировать свои волосы и следить за их дальнейшей судьбой.
– Ещё какие-то претензии, кроме фейри и волос есть у вас? – продолжала расследование Ксюша, насмешливо улыбаясь.
– Да, у меня есть,– подала вдруг голос до этого молчавшая соседка Татьяна, – Вас слишком много. Вот вы конкретно заехали и все время льёте нашу воду, сжигаете наш свет, ставите свой матрац в нашу кладовку…
«И дышите нашим воздухом», – добавила я про себя. Да и всегда так было, где бы я не оказывалась, массы и группы всегда меня пытались «выселить», потому что имели ко мне какие-то претензии или подозрения. Как правило, такие же неясные и несоразмерные с действительностью. Да я обычно и не интересовалась, какие у кого претензии. Потому что знала ответ – я постоянно думаю о смысле жизни, зажигаю свет и дышу. А фейри задвигать забываю. А когда сама попадала в группы в редких случаях, то оказывалось, что все ее члены такие же – думают о высоком и забывают задвигать фейри к стене. И мы все вместе думали о смысле жизни, дышали одним воздухом и зажигали свет. Поэтому