Вы все помните это время. Подлец Горбачев пудрил всем мозги, обманывая весь мир и свою страну. Везде стали переходить на талоны и карточки. В магазинах ничего не было. Рубль обесценился, а мне платили нищенскую пенсию инвалида 2-й группы. Правда, успели дать бесплатный «Запорожец», как участнику войны. Но от этого легче не было.
В общем у меня была неплохая жена. Немного взбалмошная, но неплохая. Неплохая, пока у меня обе руки были на месте. Я пытался устроиться на работу, но кому я был нужен? Тогда еще не было даже частных сыскных бюро, и мой опыт просто пропадал.
Жена терпела год, два, а потом ей все надоело. Мы и раньше ругались, как принято в обычных семьях. А теперь жизнь стала просто невыносимой.
Она начала измываться над ребенком, моим единственным сыном, крича, что он отродье своего отца-неудачника. Причем сына она, конечно, любила по-своему, но при мне обращалась с ребенком демонстративно грубо, бросала ему еду с криками: «На, подавись!» – или толкала его, когда он оказывался на ее пути. Ребенок начал пугаться, заикаться, но ее уже трудно было остановить.
Может, она была права. Кому нужен такой инвалид, как я? А жить на мою пенсию и ее зарплату мы не могли. Я терпел ее издевательства почти два года, но, когда она однажды снова начала пилить меня, уверяя, что неудачно вышла замуж, я вспылил и наговорил ей кучу гадостей. Она потеряла голову, после моего ранения она была словно не в себе и бросилась на меня. Ногти у нее всегда были длинные, и она буквально исполосовала мне лицо сверху донизу.
Правой рукой я мог ее только оттолкнуть, а потом оделся и ушел из дома. Навсегда.
Хорошо еще, что корешей много было, по прежней службе в Афгане. Вскоре повсюду стали возникать частные сыскные бюро, и я нанялся в одно из таких учреждений. Хотя работал я там мало – месяцев пять. Вскоре меня нашел Рябой и предложил мне попробовать на новой работе.
Конечно, сначала я боялся. Очень боялся. Одно дело, убить человека, душмана, там, в Афгане. Другое дело, здесь, в Москве или в Ленинграде. В Санкт-Петербурге убийства такого рода быть не может, там все благородные, а вот в моем родном Ленинграде теперь убивают просто так, среди бела дня. Помню, как все бежали голосовать за Собчака – герой, оратор, такой борец за демократию. А я тогда всем говорил, что он дерьмо. В партию вступил уже во времена Горбачева всего на год и тут же вышел. А болтунов я всегда не любил. Когда он повышал голос и начинал благородно обличать кого-то, я вспоминал нашего лейтенанта Абрамова. Тот тоже всегда любил обличать, а сам прятал от ребят сало и тушенку. Вот с тех пор и не люблю обличителей и борцов за идею. Всегда прикрывают своей борьбой шкурный интерес. Правда, есть несколько святых, но не о них речь. Теперь, конечно, все в один голос ругают