Под печатью шагов.
Где железная птица,
Рассекает, трубя,
Наши тысяча тридцать —
От меня до тебя.
2. Пыль и ветер
Накануне
О, что-то случилось…
О, что-то такое случилось…
В заснеженный март
обвалилось громовое небо!
И молньей озлилось.
И молньей как-будто озлилось.
Оскалилось молнией в окна
смешно и нелепо.
Быть может, сей росчерк
Грядущей весны небывалый
Всё тот же союз подтверждает
их с вечными льдами,
И я не ошиблась, рождаясь,
как небо, обвалом,
И с молньей в руке
Средь сугробов, бредущих грядами.
А может быть, это —
страшнее, сильней и желанней —
Рождается что-то,
к земному приблизившись краю…
Но вижу воочию – вспышкой
оконных посланий
Последняя тьма иллюзорной
мечты догорает.
Подражание
Маяковскому
Сгрудились века у двери —
Симфонии, распределённые
по нашим голосам!
Лучей лун и солнц волоса
Спутались с глянцем языковых вериг.
Толпа!
Лба сморщины:
«Уж, коль вместе мы,
Каждое «я» вместимо,
Чтобы отдельно звучать,
дельно, проще!
А потому пока смолчу.
Смычку
вручу
отмычку.
А там! Под ликование криков,
В дыхании безудержном
Ворвусь – всеми – со всеми
В открытое!
Брошу веселье,
весеннее,
висение
В ожидании небывалых сдвигов!
О, Время!
Пока буду тянуть «ре-е» – «ми-и»,
В гареме мыслей моих —
Не по-женски. не для женщин иных —
Изведай верность горенью.
ххх
Отчего Вы в шляпе, такая? —
вопрос прозвучал уныло.
Простите, какая?
Не слишком свежая?
Не слишком милая?
Не яркая… и не быстрая…
Нет, знаете ли, воздуха,
такого, истого,
Чтоб всласть напитаться
и вдоволь напиться.
Нет тени щадящей, от жажды укрыться.
И самого главного…
главного самого нет —
душе покоя.
Чтобы на ночь гасили свет,
А она не знала, что значит такое.
Светлячком бы порхала в ночи,
Кинув дряблое тело.
Я бы ей приказала – Молчи! —
И она бы не смела…
И тогда бы прелестным цветком
Зацвела б эта кожа.
И махала бы я лепестком
Вам и на Вас похожим.
Вот и бреду такая,
Смешно, в этой шляпе, унылые
Вопросы в душе сжигая,
Не слишком свежая, не слишком милая.
Предвесеннее
Переполнится