Ева видела происходившее в более резком свете. «Марбах не осмеливается открыто оспаривать израильские претензии», – заявила она в 2009 году немецкому еженедельнику Die Zeit. – Они по-прежнему испытывают угрызения совести из-за войны и Холокоста». А в беседе со мной, говоря о Германии и Израиле, она отметила, что «две культуры – европейская и левантийская – просто несовместимы».
Для того чтобы достойно представить свои интересы по делу Хоффе, Марбах привлек Саара Плиннера, одного из ведущих юристов Израиля в области интеллектуальной собственности. Плиннер представил в суд заявление руководителя отдела рукописей Марбаха Ульриха фон Бюлова, который утверждал, что Брод, который посещал архив в 1960-х годах, прямо заявлял о своём желании, чтобы его наследство было передано именно сюда. Плиннер утверждал, что данное разбирательство является всего лишь предлогом для захвата израильтянами частной собственности. Изначально личные документы, которые Кафка писал для себя, стали собственностью Брода, потом собственностью семьи Хоффе, а теперь, возможно, станут собственностью государства Израиль.
На более позднем этапе судебного процесса Плиннер указал на первый признак того, что дело является личным: дружбу между Кафкой и Бродом. Он попросил суд отделить рукописи, которые Кафка передал Броду в качестве подарков, от рукописей, которые Брод взял из стола Кафки после его смерти. Последние документы, предположил Плиннер, не принадлежат ни семье Хоффе, ни Национальной библиотеке, и если кому-то и принадлежат, то только Майклу Штайнеру, единственному из ныне здравствующих наследников Кафки, который сейчас живет в Лондоне.
Некоторые исследователи оспаривают права Брода даже на подарки, которые он получил непосредственно от Кафки. Например, биограф Кафки Райнер Штах пишет, что, хотя Брод утверждал, что Кафка передал ему различные незавершенные рукописи в качестве подарков, но на самом деле Кафка передавал их Броду как своего рода «бессрочную ссуду», и позже Кафка прямо просил Брода сжечь и эти рукописи тоже. Учитывая заслуги Брода в сохранении наследия Кафки, мало кто оспаривал мнение Брода. Так, Майкл Штайнер в адресованном мне письме отмечал:
Интерес