Есть целый ряд знаний, войти в которые может только сам человек. Ввести в них ничья посторонняя помощь не может. Развиваясь, освобождённый человек сам задаёт – свои собственные и по-своему – вопросы матери-природе, и она ему отвечает. Это не значит, что каждый, ещё ничего не понимающий в пути ученичества человек, способен ставить природе те вопросы, до которых он своим умничаньем додумался. Скажем, прочёл человек десяток-другой умных книжек, побыл членом, секретарем или председателем каких-либо философских или теософических или иных обществ, загрузил себя ещё большим количеством условных пониманий и решил, что теперь он готов, что он – духовный водитель тех или иных людей и что знания его – вершина мудрости. Здесь начало всех печальных отклонений, а также начало разъединения, упрямства, самомнения, споров о том, кто прав, а кто виноват. Вместо доброжелательства по отношению друг к другу и мира, которые несут с собой повсюду люди, духовно освобождённые, человек, ухвативший лишь мираж знаний, несёт людям раздражение и оставляет их в неудовлетворенности и безрадостности. Проверь и присмотрись. Тот, кто легче всех прощает людям их греховность, – всегда несёт окружающим в каждой встрече доброту, милосердие и мир. В них он каждую встречу начнёт, в них её и закончит. Тот же, кто вошёл в дом и принёс раздражение, тот всегда неправ, хотя бы свой приход он объяснял самыми важными причинами.
Мы стояли на вершине холма и смотрели на долину, когда из-за огромных кустов цветущих азалий показались два человека. Я тотчас узнал высокие фигуры Освальда Растена и Жерома Манюле. Иллофиллион познакомил меня с ними в первый же день приезда в Общину, и с тех пор я их не видел. Теперь я понял, что они жили здесь и поэтому я их не встречал в парке возле наших домов.
У меня мелькнула мысль о том, как было, вероятно, трудно Иллофиллиону, такому мудрому, жить всё время в обществе неуравновешенных людей да ещё иметь в самом близком общении такого болезненного и рассеянного ученика.
Вновь подошедшие радостно приветствовали Иллофиллиона, которому сейчас совсем иначе поклонились – глубоким поклоном, напомнившим мне поясной поклон монахов, тогда как в столовой, находящейся в парке, они приветствовали его общепринятым рукопожатием. Иллофиллион, отвечая на их приветствие, положил каждому из них руку на голову, точно благословляя их или призывая на их головы чьё – то благословение. Он указал им на Никито.
– Это тот брат с Кавказа, о котором я говорил вам и которому я поручаю вас как ближайшему наставнику. Завтра он придёт к вам, и вы выработаете все вместе программу своих занятий. Кроме того, недели через две-три мы поедем в дальние отделения Общины, и если брат Никито найдёт возможным, он возьмет вас с собой. Теперь же пройдемте в ваш дом, чтобы Лёвушка мог увидеть вашу жизнь. Ему вскоре придётся перебраться