Когда они сошли с поезда на обшарпанном вокзале Уорренсбурга, оказалось, что воздух снаружи еще более сжатый и душный, чем был в поезде. Их ожидал дядя Фрэнк, брат матери Эмбер. Они кое-как устроились в кабине его видавшего виды грузовичка-пикапа. Ярче всего Эмбер запомнился запах – смесь пота, грязи и сырости, а еще – потрескавшийся кожзаменитель на сиденье. Краешки каждой трещинки впивались в ее кожу. Они проезжали мимо бесконечных полей кукурузы и маленьких фермерских хозяйств с унылого вида деревянными домами и дворами, заполненными ржавой сельскохозяйственной техникой, старыми машинами, стоящими на блоках шлакобетона, шинами без ободьев и разбитыми металлическими корзинами. Это выглядело еще более угнетающе, чем те места, где жили они, и Эмбер пожалела, что ее не оставили дома, с сестрами. Мать сказала, что они еще слишком маленькие, чтобы брать их на похороны, а Эмбер достаточно взрослая для того, чтобы выказать подобающее уважение. Почти всю эту жуткую неделю она старательно стерла из памяти, но одного забыть не могла – отвратительной нищеты и разрухи, окружавшей ее – скучную гостиную в доме деда, где все вокруг было коричневым и грязно-желтым, жесткую бороду деда, восседавшего в кресле-качалке со слишком пухлой обивкой. Дед был в ношеной фуфайке и грязных штанах цвета хаки. Здесь Эмбер воочию увидела, откуда у ее матери такой безрадостный характер и такое бедное воображение. Именно тогда, в нежном возрасте, у Эмбер родились мечты о чем-то ином, лучшем.
Эмбер открыла глаза, когда сидевший напротив нее мужчина встал и случайно задел ее краем портфеля, и поняла, что поезд прибыл на Центральный вокзал Нью-Йорка. Она торопливо взяла сумочку и пиджак и влилась в плотный поток выходящих из поезда пассажиров. Ее никогда не утомляло расстояние от платформы до великолепного главного зала. Какой это был разительный контраст с давней унылой станцией[1]. Эмбер неторопливо шла мимо сверкающих витрин вокзальных магазинов, служивших прекрасной прелюдией к красотам и звукам города, ожидавшего снаружи. Выйдя из здания вокзала, Эмбер прошла несколько кварталов по Сорок второй улице до Пятой авеню. Это ежемесячное паломничество стало таким привычным, что она могла бы проделать свой путь с завязанными глазами.
Первой остановкой для нее всегда был главный читальный зал публичной библиотеки Нью-Йорка. Она садилась за один из длинных читальных столов. Солнце проникало в большие высокие окна, и Эмбер упивалась красотой росписи на потолке зала. Сегодня ее особенно радовали корешки книг, стеллажи с которыми возвышались вдоль стен. Они напоминали ей о том, что к ее услугам – все знания мира. Здесь она могла сидеть и читать, и узнавать обо всем, что поможет ей отточить планы. Двадцать минут она просидела тихо и неподвижно, мысленно готовясь к тому, чтобы вернуться на улицу. А когда вернулась, пошла по Пятой авеню.
Она медленно, но целеустремленно шла мимо роскошных магазинов – мимо «Версаче», «Фенди», «Армани»,