Проживавшие в доме на углу Ленинской и Ворошилова Доронина интересовали мало. С первого взгляда было понятно, что это завербованные в ближайших лагерях бывшие красноармейцы, которых готовили к переброске в советский тыл. А вот новый постоялец растревожил любопытство старожилов. Он редко засиживался в столовой после ужина, в разговоры не вступал, знакомства не предлагал – иначе говоря, вел себя строго по инструкции, которая была обязательна для всех. В отличие от остальных, деливших комнату на троих, новичок жил отдельно. Заглянувший как-то к нему «невзначай» паренек из Саратова увидел нового постояльца лежащим на кровати с толстой тетрадью в руках. Похоже, в эту тетрадь новосел что-то строчил. Никаких записей в «санатории» не вели, поэтому к «литературе» новенького отнеслись с подозрением и сразу донесли инструктору. В отсутствие Доронина инструктор запасным ключом открыл его комнату, пролистал лежащую на столе тетрадь. Кроме написанных карандашом… стихов, там ничего не было. «Поэта» обсудили в курилке, вполголоса посмеялись над немецкой разведкой, которая «стишками войну решила выиграть», – тем все и закончилось.
В последних числах декабря в «санатории» появился зондерфюрер Штефан, в длинном кожаном плаще, подтянутый, пахнущий дорогим одеколоном.
– Собирайтесь, Доронин, вы переезжаете, – еще в дверях бросил он и плюхнулся на стул в ожидании, пока Доронин соберет вещи. – Это ваша тетрадь? Вы ведете дневник или это агентурные наблюдения? – улыбнулся лейтенант, которому доложили об увлечении подопечного сразу после негласной проверки. – О-о, стихи?!.. В таком случае, позвольте взглянуть?
– Да, конечно, герр лейтенант. Не судите строго, это лишь рифмованные размышления…
Штефан пробежал глазами по странице, удивленно вскинул брови.
– «Я верю, нас избавят от тирана… Наперекор озлобленной судьбе… И весь народ, уставший от обмана… Перечеркнет навек ВКПб…» Это и в самом деле ваши мысли или рукопись для сомневающихся в вашей лояльности рейху?
– Простите, герр лейтенант, но свою преданность фюреру я доказал, трижды побывав в логове партизан, откуда вернулся не с пустыми руками.
– О-о, да вы обидчивый! Это не лучшее качество для разведчика, – примирительно произнес Штефан. – Мне говорили, что до войны вы изучали литературу в Харькове?
– Да, герр лейтенант.
– А разве евреи не преподавали там немецкий? – пропел Штефан и остановил взгляд на Доронине.
– Я уже давал показания на этот счет, они наверняка