Перед самой пенсией почувствовал, что голова стала работать хуже, физически уже не тот и решил бросить умственную работу и найти что нибудь попроще, поближе к простым людям, не престижную, пусть даже грязную работу, доживать то как то нужно. Ничего другого не нашёл, как дворником в филиале кондитерской фабрики Красный Октябрь.
Оказалось, что эта работа не такая уж лёгкая. Помимо подметания дорожек, скашивания травы, полива кустарников и прочих работ в мои обязанности входило ещё и содержание места сбора мусора и отходов производства. В народе называлось место- помойка. Где и разыгрывались самые интересные события, которые оставили след в моей памяти.
Сама помойка не соответствовала внешне своему названию. Дороги и подходы всегда чистые, выметены и даже иногда асфальтовое покрытие помыто. Кустарник по периметру подстрижен, трава скошена. Главным сооружением была большая печь для сжигания горючих отходов, картона, деревянных ящиков, конфетных фантиков и иных, пригодных к горению упаковок. Печь сложена из фундаментных блоков высотой, шириной и глубиной в два моих роста. Перед печью бетонная площадка, высотой двадцать сантиметров, шириной во всю печь и длиной метров семь. Всё это сооружение окружено железобетонным забором. Внутри металлическое кресло для отдыха, напоминающее царский трон. У площадки стояли металлические контейнера для отходов, подлежащих вывозу на свалку. Вот и всё хозяйство.
С цехов поступали отходы и я их сортировал, что сжигал, а что сбрасывал в контейнера. Особенно тяжело и противно было отправлять мешки с непригодным крахмалом. Целиком мешок не поднять, пришлось приноравливаться. Разорву верх и лопатой выбираю в контейнер до того, как в мешке не окажется посильный вес и тогда уже что осталось вместе с мешком в контейнер. Пере мараешься как повар, на которого высыпали муку. Бомбочки шоколада то же не подарок. Всего килограмм по 25,но скользкие и то же оставляют следы. Забракованный грильяж в шоколаде тоже не подарок. Ходить по нему в кирзовых сапогах и совковой лопатой, бросать в контейнер для меня было как то не так, да и велика вероятность подскользнутся.
Я хочу рассказать не о работе, а о живности, обитающей там. Я был поражён порядком, укладом жизни, умению понимать друг друга, расписанием дня обитателей. Не каждое человеческое общество в виде коллектива или группы было способно на заведённый порядок и отношения. В течение первого лета стал непроизвольно наблюдать за ними.
Больше всего было птиц. Особенно многочисленна колония ворон. Они гнездились под крышами зданий. С утра собирались в огромную стаю и улетали в сторону мясокомбината, находящегося всего в полутора километров. Чувствовалось, что там есть где позавтракать, пообедать и поужинать. И вроде бы логичным было там и жить, но они возвращались назад, где были их гнёзда. В обед всё затихало. Видно и им не был противопоказан тихий час. После оного отправлялись гулять по полянам, что они там искали и так аппетитно клевали, мне не ведомо. В перерывах между занятий по наполнению зоба и прогулками усаживались на высоковольтные опоры и провода и тогда начинались посиделки. Разговорам и рассказам об увиденном казалось не будет конца. Но не всегда их общение было тихим и мирным. Даже трудясь, помимо своей воли вынужден был слушать их болтовню. Я даже не заметил, как начал понимать их карканье. Вы попробуйте, прислушайтесь, только не так как при общении людей. Не своими ушными лопухами а сердцем и душой и вы начнёте определять интонацию и окрас каждого кар, мягкое и колючее, нежно сюсюкающее и резко острое грубое, зовущее окунутся в любовь и отвергающее ненавистное. Я даже не удивился, что понимать так просто. Да в их алфавите гораздо больше понятий, чем у людей. Люди потеряли чувствительность из за своих, на мой взгляд, нелепых убеждений, грубости, хамства. И поделом, лишились слышать по природному.
Вот их мирное карканье становится всё громче и громче, воздух наполняется злыми нотками и вот уже крик и следом работающие крылья, клювы и взлетающие перья. По первичности я подходил ближе и кричал:
– А ну ка заткнитесь!
На несколько минут они замолкали, потом разборки продолжались. Со временем не заметил, как стал разговаривать с ними по человечески. И о чудо, они внимательно слушали и даже вставляли своё кар.
Несколько меньшее количество составляли галки. Они не придерживались такой стадной политики, как вороны, но отличались большей маневренностью, подвижностью, наглостью и бессовестностью. И у них репертуар был гораздо шире и богаче. Они даже подражали всем обитателям и пытались изобразить человеческие фразы. Похоже у них отсутствовало чувство страха. Некоторые из них могли запросто сесть на плечо или даже на голову. А самые извращённые могли незаметно устроиться у самого уха и в самый неподходящий момент так пронзительно крикнуть, что я вздрагивал. Они отлетали, садились недалеко и их рожи сияли радостью и удовольствием. После моего выражения в их адрес они сразу исчезали. Похоже понимали смысл непечатного сказанного. Любимая забава была, когда я катил тележку с грузом, непременно забраться в неё и ворчать всю дорогу, мол не достаточно плавно везёшь. И была среди галок одна особа, резко выделяющаяся