Страх – это эмоция, следствие угрозы для жизни. Страх – сигнал человеку защитить себя, остаться в живых. Но мы уже мертвы. Тогда почему мы способны бояться? Просто по старой привычке? Хотя почти всё мы здесь делаем по старой привычке. Они строят себе дома. Готовят еду. Играют музыку на вручную созданных инструментах. Всё это лишнее в этом мире. Всё это просто по старой привычке…
Наконец я оторвался от своих мыслей. На мгновение. В такие моменты будто пробуждаешься от кратковременного сна, протираешь глаза и смотришь вокруг ясным взглядом. Когда-то этот процесс вызывал во мне разочарование. В собственной голове всегда было лучше, чем в реальном мире. А здесь… Наверное, я ещё не определился.
Как и остальные, бедно обставленная комната. У них не было необходимости в ином. Как и возможности. Лишь самые нужные живому человеку элементы интерьера. Живому. Потому что каждый здесь по-прежнему ощущал себя живым. Одно окно, выходящее в поле тьмы. Единственный источник света находился снаружи, висел прямо над окном, и едва просвечивал внутрь сквозь стекло. Я сидел в кресле прямо перед ним. И видел только черноту. Будто в кошмарном сне. Вот только она не пугала. Может даже наоборот, вселяла некое спокойствие. Призывала раствориться в ней и ощутить неведомую живым безмятежность.
У противоположной стены стола небольшая в длину детская кровать. Рядом прикроватная тумбочка. На ней я заметил несколько игрушечных фигурок из дерева. Рука мастера узнавалась сразу. Думаю, Чиж любил этого мальчика, не смотря на то, что тот не был его кровным братом. Члены этой самозваной семьи были друг другу куда ближе, чем многие из настоящих семей, которые я видел раньше. Одни лишь кровь и фамилия не делают людей близкими.
Я поднялся на ноги и подошёл к кровати. Только дерево, больше ничего. Лишь тонкая, покрытая сверху ткань. Скорее похоже на лежанку в какой-нибудь старинной темнице. Я лёг, поджав ноги, чтобы уместиться. Ничего. Никакого привычного расслабления в мышцах. Они больше не напрягались. И я не чувствовал, насколько жёсткое это ложе. Очередное странное чувство. Будто смотришь на всё происходящее из своих глаз, телом находясь где-то далеко. Где-то в невесомости. Мы все здесь в невесомости. Мы легкие. Как мыльные пузыри. Мы все здесь нарисованные люди, что никогда не устают. Нарисованные на огромном чёрном полотне.
Мне было известно, зачем я здесь сейчас. Почему один. Чтобы принести в этот мир ещё немного света. Для них это интимный процесс. Все этим занимались, но никто не желал, чтобы их кто-то видел. Они прятались от чужих глаз в своих тёмных комнатах и перетасовывали своё горе, словно карты в очень большой колоде. Этим здесь живут люди. Горе их сюда привело, и горе даёт им свет. Это мир, живущий горем. Но я не мог… Не хотел. Даже не помню, когда в последний раз при жизни лил слёзы. Наверное, ещё будучи ребёнком. А потом, чтобы не произошло, просто не мог. Как будто лишился этой возможности навсегда. Порой хотелось закричать,