При этих словах и увидел впервые Ганнадий Наталью на пороге отцовского дома. Двери растворились, и женщина стала, как в картине, в раме. Невысокая, красивая. Она всё слышала, всё слышала, это было видно по её лицу, по круглым щекам которого сочилась алость сдерживаемого гнева.
– Звал бы, Дмитрий Петрович, гостей в дом. Чего на улице-то держать. – И пошла сама, не закрыв дверь.
Старик тогда прикрыл дверь и строго сказал гостям:
– Наталья мне по закону жена. Расписались. В мачехи вам я её не навязываю. Но обижать не допущу…
Про отцовскую настырность известно было всему селу с детства его. Помнил и Геннадий, как они с матерью ему на работу «тормозки» носили. А работал он тогда на далекой колхозной делянке, лес валил, деловой. Была уже поздняя осень. Снега пошли большие. А всё отец не унимался. Ему лесник сказал: если сколько свалишь до 1 декабря – всё ваше. А потом ни одного дерева не тронешь. Вот и старался отец больше свалить, три дня не выходил из леса.
Мать тогда даже плакала: дался ему этот лес – не для себя, для колхоза старается. И дома всё по-отцовски всегда было. Но ругани никой. Может, мать с ним ладить умела, а может, и сам он. В доме всегда было тихо, скучновато даже, но тихо. А между матерью и отцом даже дружно. Они всё вместе делали. И даже по ягоду, Геннадий помнил, и то вместе ходили. Бабы соберутся, без мужиков идут, а эти – вместе.
А теперь, смотрит он на портрет над комодом. Прямо на него глядят отец и мать. И тут, неожиданно, подумалось Геннадию Дмитриевичу, что ведь, в сущности, ни её, ни его он как следует и не знал.
– Чего же вы тут (в прихожей). Да в комнату проходите. —
Она настояла на своём. Геннадию за столом не сиделось, пока Наталья собирала на стол – хлебницу поставила и какие-то продукты. Раздвинув занавески в кухню, где Наталья хлопотала, он сказал:
– Выйду покурю, – потому что никак не мог подступиться к разговору, ради которого приехал. Эта Натальина вежливость, какое-то смирение, всё сбивало его с толку.
– Чего уж, – остановила она его, – отец всегда в избе дымил у печки, – тяга хорошая. – Она указала на печной приступок. – «Приму» всё брала по двадцати пачек зараз. —
Тут в дом вошли соседи Петро Гришаков с женой Анной. Слух уже дошел, видимо, что Геннадий приехал.
– Вот так, значит, – вместо приветствия сказал Петро, а жена его, Анна, торопливо перекрестилась и добавила:
– Царствие тебе небесное, Митрий Петрович. —
Наталья уткнулась в поднятый рукой передник фартука. Сквозь слёзы проговорила:
– Проходите к столу —
Соседи дружили давно: Петро и Петрович оба воевали, и им было о чём говорить-вспоминать…
Пришли ещё соседи с другой стороны дома: Толя с молодой Женой, – и вот, изба уже полная. Наталья не зря хлопотала и стол был полон для поминок. Она достала бутылку водки:
– Вот