Чтобы зубы изо рта не выпали.]1
Чтобы не расплескать, держусь,
А сам внутри незаметно смеюсь
[А я уже похоже не могу молчать —
От молчания лопается кожа на плечах.]2
«Подставляй талерки!» – жене кричу.
Из кастрюли уже я по пояс торчу.
*
In every fucking friendly face
I`m trying to find that hidden place
where we forgot our dreams and beauty
in all our silly daily duties,
our cloudy problems, useless notes
and maybe sometimes dirty thoughts.
And if I find i`ll show you how
to love ourselves,
to laugh out loud
with happiness.
*
in every little point,
in every little period
I know that you are real,
the other is an idiot,
cause only you
have got no fear
to make, to make mistakes
to find a piece of magic
in ordinary place
*
Переменная облачность.
Переменная эта почти известна.
Спасибо синоптикам.
Вооружившись оптикой
и оптоволоконным,
я рассчитываю день,
под чертой нахожу тень,
изменить желаю
свою жизнь в корне,
за скобки вынести,
да и вовсе стереть с доски
все иксы и игреки тоски
и сомнения в степени.
Математики, физики, гении
мне не подвластной науки
свои воздевают руки,
запрещая такие действия,
добавленье приветствуя
в формулу чего-то ещё.
Допустим, некоей теты.
Вдохновение, смелость, советы,
низводящие боль и скуку
до ничтожества единицы,
расправляющие зонта спицы,
чтоб уверенно выйти на улицу.
*
Его отцу
писать бы акварели.
А матери – фланели
кроить для сотни внуков.
Ему – творить науку
под взглядом меценатов.
И иногда поддатым
являться на балы.
Ронять гостям соблазны
и исчезать бессвязно
туда, где спит она,
прекрасная луна,
бледна, чуть холодна,
но дарит свет ночами.
А трезвым быть настолько,
что опьянять других,
теченьем мысли,
эхом философий.
Чеканить профиль,
как подпись на форзацах.
Склонять мерзавцев
к полу
и подбирать щенков.
Не ждать звонков,
а знать, что точно ждут
и свечи жгут
вслед за одной другую
на маяке,
чтоб видел путь.
Страданьям Фриды нет конца
Диего огненный
в объятьях дизельпанка
пронзает с яростью бетонных небоскрёбов
податливую очередь девиц.
Пуста утроба. Тёмная дыра,
заваленная тысячей холстов,
где на крови замешанное масло
всегда оттенки боли выдаёт.
Зажата в кокон,
собственным крылом спелёнута.
На шествии полночном карнавала
скелеты кружат, смерти смех.
Пустынно