– Ты когда ела в последний раз? Хотя бы попей воды, – настаивал мужчина в сером костюме. – А если стесняешься – отойди туда, где никого нет.
И чего это он так разоделся, как будто не на похороны, а на свидание в ресторане с какой-нибудь мадмуазель в длинном платье и перчатках!
– Простите, но мне действительно нужно отойти. Не провожайте.
Стоило Тине встать с кресла, как люди принялись переглядываться и молча обмениваться какими-то жестами, возможно, означавшими: «Посмотрите на неё, совсем сошла с ума от горя!» Точнее сказать она не могла – глаза предательски застилала мутная пелена. У неё и без того плохое зрение, а теперь приходится двигаться по родному дому на ощупь.
«Страшно подумать, какой у меня вид! Этим людям будет, что обсудить», – как-то само собой пролетело у Тины в голове, хотя её внешний вид её никогда особенно не волновал, тем более – в такой момент.
Она ненавидела всех этих «друзей». Говорят, что друг познаётся в беде – а на самом деле, большинство людей, которые оказываются рядом в трудную минуту, просто хотят посмотреть на чужую жизнь и похвалить себя за то, что у них, оказывается, не так уж всё и плохо.
Тина с облегчением вошла в ванную комнату и тут же заперла дверь. Теперь она точно осталась одна и может хоть усесться на холодную плитку и заорать. Но вместо этого умылась хорошенько холодной водой и попыталась взбодриться. Иногда можно побыть слабой, но не сейчас: отец умер, и теперь она здесь за главного.
Толкнув дверь, она решительно зашагала обратно к клетке, которую сама же и установила. И не потому, что ей хотелось туда вернуться. Просто смирилась с неизбежным: раньше начнём – раньше закончим.
Такой был странный день, что ей даже удалось неведомым образом увидеть себя со стороны: сидит скрюченная иссохшая девушка, растирает руками ноги, будто от холода, хотя за окном июль. Волосы так туго собраны в хвост, что кожа головы натянулась, словно мембрана барабана, и лоб переливается, будто пластиковый. На щеках – следы плохо вытертых слёз. Жалко эту девушку, хоть себя жалеть и не принято. Хочется накрыть её огромным одеялом, чтобы никто не мог до неё добраться.
– Иди-ка ко мне, дорогая, – мерзко проскрипел прокуренный женский голос. – Позволь мне тебя обнять.
Тина не отстранилась: на это не было сил, да и не хотелось ни с кем ругаться в такой день. Её прижали к платью, обшитому бисером, который царапал её лицо, отчего Тине стало ещё неприятнее.
– Милая, ты зачем оттолкнула Виктора? Я тебя не упрекаю, вовсе нет… Он тебе воды принёс, – сестра держала её за плечи. – А я его об этом даже не просила. Приятно-то как!
Приятно ей, видите ли! Боже правый! Тина с трудом притупила свой гнев, чтобы не поддаться соблазну послать сестру куда подальше.
– Значит этот – твой? – спросила Тина, когда он отвернулся.
– Мой.
Сестра ослабила хватку, и Тине, наконец,