– То есть в одном мире кот жив, а в другом мертв.
– Именно так. Кроме шуток. Полностью независимые реальности, которые отличаются лишь в одном: тут кот жив, там мертв. А квантовая суперпозиция? Она просто означает, что ученый, который собирается открыть крышку, стоит на развилке. Перед ним открыты обе дороги – оба мира. Он может шагнуть либо на одну, либо на другую. А как только он снимает крышку, решение принимается. Он либо в одном мире, либо в другом, и возврата нет.
– О’кей, – сказала я. Не в смысле «согласна», а в смысле «я тебя внимательно слушаю».
– Ученый не может управлять тем, на какой дороге он окажется.
Я видела, что он меня троллит – ждет, пока я заглочу наживку.
Нет, не совсем так. Тристан хотел, чтобы я упомянула возможность, которую он держит в голове, не может назвать вслух – потому что он весь такой из себя ученый.
И я сказала, что он хотел:
– Давай немного изменим условия. Поменяем белый халат и блокнот на… не знаю, остроконечный колпак и метлу. И возьмем другое местоимение. Если она каким-то образом может выбирать, в каком мире окажется, когда снимет крышку… если она может управлять исходом…
– Это будет похоже на магию.
– Что значит «будет похоже»? Это и будет магия.
– Просто речь о том, чтобы выбирать возможные исходы из реально существующих – скользить между тесно связанными альтернативными реальностями, – а не порождать эти реальности.
– Принципиальной разницы никакой.
– Для обычного наблюдателя? Не изучавшего квантовую физику? Никакой, – согласился он.
– Называй, как хочешь. Ведьма может вызвать желаемый результат из параллельной-дефис-одновременной реальности. Есть исторические упоминания о том, как ведьмы что-то «вызывали», – это буквально то, что они делали.
– Моя гипотеза, – сказал Тристан, тщательно выговаривая слова, поскольку выпил уже несколько бутылок «Лучшего старого тиршитского горького», – состоит в том, что фотография перечеркивает возможность того, что ты назвала «вызыванием». Фотография уничтожает магию, запечатлевая конкретный момент – одну версию реальности. Как только момент таким образом запечатлен, все остальные его возможные версии исключаются из мира, содержащего эту фотографию.
– Понятно, – сказала я. – Не остается пространства для магического маневра.
Тристан кивнул. Ему явно полегчало от того, что он раскрыл душу. И от того, что я не подняла его на смех.
– Ты уже некоторое время про это думаешь, – сказала я.
Он снова кивнул.
– Но только когда мы увидели дагеротип солнечного затмения, картинка сложилась окончательно.
– Именно так.
– Это всего лишь один дагеротип из чертовой уймы, – заметила я. – К тому времени люди фотографировали уже шестнадцать лет. Что особенного в этом конкретном снимке?
– Наверное, масштаб явления, – сказал Тристан. – Число затронутых разумов и миров. Если я – Луи Дагерр в своей парижской лаборатории и снимаю