Подбегаем: ищем, дескать, пятерку, теперь все в порядке, с вами. Увидели вас, слава богу. Спрашиваем про туалет: где? Не знают. Ладно. Идем впятером. На другой стороне улицы дом какой-то красивый, с башенками. Что-то брезжит… Воспоминание… A-а! Консьержери! Управление полиции! Мегрэ здесь работал!
И правда – у дома группки полицейских.
– Товарищи, – говорю, показывая на дом, – это Консьержери, дом, где Мегрэ, ну, управление полиции…
Стоим. Смотрим.
И вдруг – Петька срывается с места и, словно молния, летит через улицу на ту сторону.
К полицейскому. Хватает его за руку, что-то говорит ему, прижимает руку к сердцу.
Стукачи остолбенели в ужасе.
А полицейский, полуобняв Петьку, ведет его к зданию, и оба скрываются за красивой массивной дверью. Все.
– Ну вот, – говорю я стукачам, – теперь вам крандец! Попросил политического убежища! Упустили!
– Как же это… е-мое… Я за ним…
– Стоять! Засветишься!
Оба белые как снег. Замерли. Директор тоже. Словно немая сцена в «Ревизоре». Так проходит несколько минут, стоим остолбеневшие, и, кажется нам, все вокруг застыло. Флаг Франции над зданием, авто полированные, полицейские… прохожие… Словно стоп-кадр в кино.
Но открывается дверь, и опять все ожило: затрепетал флаг, поехали авто… Петька Штурм собственной персоной, раскрасневшийся, веселый, жмет руку полицейскому и осторожненько переходит улицу, к нам.
– Ну все! Слава богу!
– А… Что вы… Где? – Это стукачи.
– В туалете был. Фу-у-у!
– А что ты им сказал?
– А я им по-французски: месье, говорю, их бин русиш, то есть советиш. Франк нихт, нет, дескать. Где у вас тут пи-пи? Он сразу понял. Повел в их туалет. Хорошие ребята! Да, слава богу! Ну все! Пойдем дальше Париж смотреть! Да, а запах у них в туалете, между прочим, – охренеть! Ренуар!
Дверь распахивается.
– Та-а-ак… И кто же это вам делал?!
Это уже не воспоминание, это тот самый мастер, о котором так много говорили, – вот он пришел. Валенки… Серо-синий халат.
– И кто же, значит, вам все это делал? (Показывая на спутавшиеся шнуры телевизионные.)
– Не знаю я… Я ж недавно…
– Да-а-а… Беда, коль сапоги начнет тачать… Стремянка есть?
– Не знаю…
– Не знаете… Ну что ж, придется на стол лезть…
– Может быть, сначала телевизор включить, увидеть, что там?
– Не надо. Все и так ясно. Видите, там, наверху, фазы перепутаны. Стремянки нету, значит… А пассатижи у вас есть?
– Что?!
– Пассатижи! Ну, плоскогубцы. Есть?
– Откуда…
– А, я вас узнал. Олег Борисыч! Артист. Ну, как же, как же, «Вокзал на двоих»! Автограф дадите? Ручка есть?
– Нет у меня ручки…
– Ну, ладно… Тогда в следующий раз… – И ушел.
Чем ближе конец жизни, тем больше и ярче возникают картинки самого раннего детства… Ни с чем не связанные… Почему? Зачем? Ничего не понимаю…
Вот идем мы с мамой по дороге вдоль какого-то поля…