Ничего не отвечаю, выхожу вон из квартиры в подъезд и дальше на улицу, где ни ветерка, печет солнце и стоит духота. Слегка качает и бросает в пот от выпитого. Нет, алкоголь и моя Книга не совместимы.
Купленную работу Банане со всем автографом выбрасываю в ближайшую урну.
Нужно покинуть этот город мертвецов сегодня же!
До самого поезда со мной ничего, кроме обычных бытовых хлопот, не происходит. Я убираюсь в квартире, встречаюсь с Тохой и передаю ему свои дела… Разве что на вокзале ко мне раза три подходят разные люди зачем-то поинтересоваться, во сколько мой поезд, но стоит ли этому придавать большое значение?
Веха III. Сбивая плоды познания осколком кирпича
По шкале ужалений Шмидта, шершни жалят не сильнее пчёл. Но из-за огромных размеров первых в это сложно поверить, сложно убедить себя в правдивости утверждения.
Так же и с большим человеком – размеры внушают ужас, кажется, с ним ни за что не справиться, что он сильнее середнячка…
Но как только я почувствовал его страх…
На метро до «Площади Восстания» сворачиваю направо и на втором перекрёстке направо вновь. В откровении названий улиц я не видел, просто точный маршрут, куда двигаться. Теперь, подняв голову, читаю на табличке: «улица Жуковского». Дальше прямо до кафе «Печка», сразу же под арку, пройти сквозь первый двор-колодец – и в нем нужный подъезд в самом углу двора.
Подождать, пока кто-нибудь выйдет, нырнуть в парадную. По лестнице на второй этаж, первая квартира справа…
Стою у звонка, сжимая в руке осколок.
Только во дворе понял, что у меня нет никакого оружия, поэтому подобрал половинчатый осколок красного керамического кирпича, который сжимаю в трясущейся руке, стоя у нужной двери.
Всё снова происходит как в кошмарном сюрреальном сне, в котором я сторонний наблюдатель.
Будто бы не своей рукой нажимаю на кнопку звонка, слышу птичью трель за дверью.
Открывают почти сразу: здоровяк, которого я видел в откровении – высокий лоб, выпученные глаза, чёрной сажей размазанная по щекам щетина.
И музыка:
Ничего на свете лучше нету…
Здоровяк смотрит удивленно и почему-то пятится, впуская. Переступаю через порог.
Чем бродить друзьям по белу свету…
Груды одежды на столе, затхлый полумрак. Смотрит с испуганной покорностью, будто ожидал моего появления.
Тем, кто дружен, не страшны тревоги…
Замахиваюсь. Удар приходится чуть выше левого виска. Из рассеченной кожи хлещет кровь, заливая здоровяку лицо.
Нам любые дороги дороги…
Он выходит из оцепенения перед тем, как я замахиваюсь снова. Его зрачки расширяются, заливаясь безумством. Он наваливается всем весом. Падаем. С силой сжимает мои руки, прислоняется лицом, измазывая