Проблемы русского вида. Илья Борисович Шатуновский

указание на начало или конец есть указание на отсутствие Р, т. е. некоторую иную, отличную ситуацию, то есть изменение, а это прерогатива СВ. Чтобы обозначать «одно и то же», НСВ должен представлять С как не имеющую ни начала, ни конца, неопределенно длящуюся. (Поэтому наиболее естественной и типичной формой НСВ является настоящее: настоящее человеческого сознания так же непрерывно длится, не имея ни начала, ни конца, хотя при этом его субъект знает, как и в случае с НСВ, что когда-то было начало и когда-нибудь будет конец.) Я играю на гармошке у прохожих на виду («Песенка крокодила Гены») – игра началась до того момента, когда об этом говорится, и закончится после, при этом начало и конец никак не обозначены, «тонут в тумане», остаются за пределами процесса, обозначенного НСВ. Аналогично, Когда я вошел, он читал – действие простирается неопределенно по обе стороны точки отсчета, образованного моментом моего входа. Ср. описание значения НСВ А. В. Исаченко: «Выражая процесс при помощи форм несов. вида…, говорящий находится как бы в потоке самого процесса. Он не видит ни его начала, ни конца…» [Исаченко 1960: 132]. Как представляется, этот признак отражен также в образной форме в определении общего значения НСВ В. В. Виноградовым: «Обозначение действия в его течении, не стесненном мыслью о пределе процесса в целом, – основное, общее значение несовершенного вида» [Виноградов 1947: 498].

      Вопрос, который возникает в связи с определением НСВ через неизменность: если этому определению безусловно соответствуют такие примеры, как Петр сидит на скамейке/спит; Белеет парус одинокий и т. д., то как же быть с большинством глаголов НСВ, описывающих именно изменение: Петрова увядает (Н. Заболоцкий); Температура повышается; Иван пишет новый роман / поднимается по лестнице и т. д.? Ведь подавляющее большинство глаголов, будь то СВ или НСВ, описывает именно изменение! Для того, чтобы разобраться с этим вопросом, мы должны иметь в виду, что вид – категория интерпретирующая, «субъективно-объективная» [Бондарко 1976; Маслов 1984: 6; Кошелев 1988; Барентсен 1995: 11], как, впрочем, и любая семантическая категория, любая семантическая система. Иными словами, употребление того или иного вида зависит не только от свойств объективной действительности, но и от ее интерпретации человеческим сознанием, от ее представления в языке, в ходе которого неизбежно происходит отвлечение от каких-то ее бесконечно разнообразных сторон, «искажение» и упрощение обозначаемого «фрагмента реальности». При этом роль интерпретации, абстрагирования и отвлечения в общем случае больше в случае НСВ, этот вид в целом требует большей абстракции и сильнее «искажает» действительность. Ведь на самом деле все непрерывно изменяется, и если даже все остальное остается неизменным, то по крайней мере время беспрерывно становится «всё более поздним» и в каждый последующий момент другое! Поэтому употребление НСВ обусловлено отвлечением от имеющих место изменений. Если глагол НСВ обозначает изменение, то он изображает его в том аспекте, в котором это изменение неизменно. Он обозначает неизменное изменение (в фокусе значения – ʽнеизменноеʼ). В этом смысле