доверительных отношений. Отец всегда воспитывал меня в строгости и держал дистанцию. Проявления эмоций, поцелуи и объятия он называл презрительно «телячьими нежностями». А моя мама всю жизнь была сосредоточена исключительно на отце и на беззаветном служении ему, а потом посвятила себя внукам, моим сыновьям. Я имела для неё второстепенное значение. Не удивительно, что, повзрослев, я отчаянно искала любви, которую недополучила в семье, у мужчин, выбирая самые недоступные и неподходящие варианты, обжигаясь вновь и вновь. Я не могла откровенно разговаривать ни с отцом, ни с мамой. Любая откровенность вызывала у меня мучительное чувство стыда, настолько сильные блокировки открытого выражения чувств поставил мне в детстве мой отец. Я была очень эмоциональна и откровенна лишь вне семьи. С моими коллегами, с моими мужчинами я была абсолютно открытым и искренним человеком, делясь даже тем, чем, может быть, и не стоило делиться. Но не с моими родителями. Быть откровенной с ними было невозможно, почти равнозначно тому, чтобы раздеться догола. Поэтому рассказать родителям о моём знакомстве с Йенсом, моих планах поездки и о возможном замужестве я не могла. Кроме того, на меня обрушилась бы волна обвинений в эгоизме и глупости, как это всегда происходило. Любой мой поступок всегда подвергался беспощадной критике, а оценка моей личности не превышала трёх баллов по десятибалльной шкале даже в лучшие времена. Я всегда была недостаточно хороша для моих родителей и, как результат, недостаточно хороша для самой себя. Перед поездкой в Германию я не хотела столкнуться с критикой моих действий, обвинениями и ужасными прогнозами, тем более, что я сама не знала, чем закончится моё путешествие. Мне было проще сделать это, как всегда, в одиночку, не спрашивая ничьих советов, не оправдываясь ни перед кем и полностью взяв ответственность на себя. В случае удачного исхода, мне оставалось только обрисовать финансовые плюсы, которые принесёт моей семье моё замужество. В случае неудачи, они никогда бы не узнали о моей поездке в Германию. К тому же, я оберегала их от ненужных волнений на данном этапе. Но теперь, после того, как всё свершилось, откладывать больше нельзя.
Утром часов в десять вся семья собралась на завтрак за кухонным столом. Ваня бросал на меня многозначительные взгляды: «когда». Я, наконец, решилась.
– Мама, папа, я должна вам сообщить, что я была не в командировке. Я весь месяц была в Германии, и я вышла замуж, – и я протянула правую руку, демонстрируя обручальное кольцо.
Воцарилось минутное молчание. Мама в этот момент как раз стояла с тарелкой в руках, чтобы положить еду отцу.
– Ну ты даёшь, -только и смогла произнести она и медленно, словно во сне, поставила перед отцом пустую тарелку.
После шока, произведенного моим известием, на меня, конечно, обрушился шквал вопросов. Больше всего я опасалась реакции мамы, так как в случае моего отьезда вся тяжесть заботы о Ване и его предстоящих выпускных
