Наконец, из США пришла телеграмма, в которой говорилось о том, что судьбой Сашеньки удалось заинтересовать одного из ведущих специалистов в Лос-Анджелесе. Стоимость лечения может превысить 200 тыс. долларов, но американская сторона предпринимает усилия, чтобы изыскать эту сумму. Этот специалист – доктор Стюарт Сигел – должен был приехать в Москву, в Институт детской онкологии, и там посмотреть Сашеньку. Консультация состоялась. Ранним ноябрьским утром мы поехали через весь город в Онкоцентр. Это был очень важный момент. Впервые я видел врача, дающего консультацию. Это звучит, наверное, странно, но это действительно так. Стюарт был врач, а я отец ребенка с тяжелейшим диагнозом, и он относился ко мне как и должно врачу к такому родителю – был внимателен, снисходителен, доброжелателен, давал картину болезни во всей полноте и предлагал всю возможную с его стороны помощь. До этого я, конечно же, не раз беседовал с советскими врачами в больницах, но обычно один спешил, другой раздражался на меня, третий был недоволен ребенком или тем, что к нему ходит слишком много посетителей, и нигде я не видел ни понимания, ни снисхождения, нигде не видел позиции врача, каковой она должна быть, всюду была позиция не помощи, не сотрудничества, но противостояния.
Сказанное на этой консультации доктором Сигелом было предельно ясно. Успокаивающе касаясь во время разговора моей руки, он сказал, что прекрасно понимает нас, родителей, которые не хотят снова прибегать к медицине, но он не знает случая, когда с помощью натуральных лекарств и трав удавалось избавиться от болезни с таким диагнозом. Он предлагает лечение, которое продлится более трех месяцев. Надо начать с новых курсов химиотерапии, очень жестких, чтобы выгнать все метастазы. Затем последует операция по удалению опухоли. Затем опять жесткая химиотерапия. Затем операция по пересадке костного мозга и опять облучение. В случае полного прохождения курса – шанс на выживания до 40 %.
Помню, с каким раздражением наблюдали за этой консультацией советские врачи. Их раздражало, что американец говорит так подробно, доброжелательно, и то, что он предлагает такое лечение там, в Америке, и вообще что нам уделяется столько внимания. Где-то в середине консультации директор Института детской онкологии вошел в комнату и, не считаясь с нашим присутствием, громко сказал сопровождавшему американца советскому врачу: «Скажи ему (Стюарту), чтобы он кончал – пора идти обедать». Врач перевел, но американец вел себя так, как