Они проехали мимо пруда, вокруг которого, как детские кубики, были натыканы магазины и кафе. Клочья желтизны торчали в тёмной листве редких деревьев. Инга вспомнила, как они гуляли тут с Олегом лет двадцать назад. Свободные, неженатые. Их тянуло друг к другу, и всё было просто – купить вина, подняться в только что полученную мастерскую (своя хата, интересный фотохудожник, балагур, симпатяга). Вино, кажется, они уже купили. Дети на другом берегу кормили уток. Инга смотрела на отражение веток в пруду и вдруг с криком рванулась от воды – там был утопленник. «Криминальный труп», – сказала бы она сейчас бесстрастно, но тогда это был ужас, истерика и дурной знак. Вызвали полицию, которая тогда ещё называлась милицией, долго и муторно что-то им объясняли, подписывали протокол. В мастерскую они не поднялись. Напрасно Олег успокаивал её, дул в ухо и шептал глупости всю обратную дорогу на метро, ничего больше не отзывалось в ней. С тех самых пор навсегда отмерло.
Парковка была занята. Инга проклинала повороты и изгибы распластавшегося каракатицей дома.
– Всё не как у людей, – ругалась она, выруливая на узкой дороге между машинами и бордюром.
На всякий случай они позвонили в домофон – может, уже встал. Не дождавшись ответа, баб-Люся приложила свой магнитный ключ. Они поднялись на самый верх. Люся повозилась с дверным замком:
– Вечно заедает!
Наконец они вошли. Сперва Инга, потом, еле вытащив зажёванный ключ, баб-Люся.
Посреди мастерской висела какая-то громоздкая чёрная тень.
– Господи! – зашептала Инга. – Господи! Господи!
Грудную клетку сдавило. Она зажмурилась и снова открыла глаза. Это был Олег. Он висел на верёвке, закреплённой на крюке. Инга побежала к нему. Споткнулась о валявшуюся под телом стремянку. Упала, поднялась и задела головой его холодные окоченевшие ступни. Что-то капнуло на неё сверху. Инга посмотрела наверх. Наконец прорезался крик.
Тёмно-синее лицо. Восковая капля застыла на носу. Изо рта торчало черное и сухое – застрявшая корка хлеба? Язык. Голова словно криво и наспех пришита к соломенному пугалу с длинными деревянными руками и ногами.
– Давай вместе его снимем! – Она трясла баб-Люсю за плечо. Балясина выла и крутила головой. – Слышишь! Надо реанимацию! Понимаешь? Первая помощь! Где нож? Верёвку разрезать!
Инга вытащила мобильный. Трясущиеся пальцы не сразу набрали код разблокировки.
– Чёрт! Чёрт! Алле, «скорая»! – Она едва справлялась с голосом. – Попытка самоубийства! Мужчина, сорок пять лет. Пишите адрес. Фамилия Штейн! Господи! Быстрее, пожалуйста! Олег… А-а… Мать вашу! Аркадьевич! Нет, не таблетки! Не вены! Повесился! Да. Да! Как поздно? Нет! Вы должны! Не поздно! Говорят, поздно – оставьте так до приезда полиции. Как это – так?
Она выбежала из мастерской, спустилась на этаж ниже и стала кричать и звонить соседям:
– Помогите!