в своих одиноких домах
больные
Как удар огненного хвоста
короток путь от эпиграфа к эпикризу
Заверни в фуросики печаль,
отнеси в далекие горы
оставленной умирать матери
Только сам не умри
по дороге…
Латвия, 1989
Голубое, высокое небо над утренней
Латвией,
Розовые и гладкие – словно пенки на
молоке —
облака
над весенней Латвией,
Светлы и тихи озера,
а под ними
Звенят в прозрачном воздухе утра
струны берез
Но:
Темна вода в придорожных
болотцах,
Словно раненые, стоят над ними
холмы
Прошлогодней травой обгоревшей
покрытые,
Снег не растаявший
Лежит островками
В звонком
лесу…
Сон и я
во сне
слетать в будущее
чтобы увидеть
когда и как
умрут
мать и отец
чтобы сразу забыть это,
но долго потом испытывать
бесполезную,
щемящую нежность
к ним
потом
можно навести справки
и о себе…
«первая рубашка…»
Надо готовиться к смерти…
первая рубашка —
розовая
или голубая
последняя,
говорят, —
белая
если сможете,
назовите еще два оттенка
хотя бы…
«светлая ниточка на одежде…»
светлая ниточка на одежде
означает
светловолосого ухажера
темная —
темноволосого
а без-
волосого?..
«Почему лукавил…»
Ах, она мне здесь на земле нужна
Почему лукавил
лучший русский поэт,
переходя на фальшивый в его устах
кольцовский ритм
(это и выдает) —
сочиняя это письмо
для своего шестого тома
и, наверное, думая
при этом:
«А зачем – нужна?..»
шелестит листами старость,
общая для всех,
скучная,
как стихи восемнадцатилетних…
Про ударение
Чудны дела твои, Господи
Чу́дны
Или чудны́?
Чу́дны дела твои:
Столькими чудесами украсил
И ежедневно украшаешь
Ты мир…
Чудны́ дела твои:
Не устаю удивляться
Как странно, как чудно́
Устроил ты этот мир
Чудны