Я не стану утомлять вас описанием этих недель. Скажу лишь, что «размышления» велись исключительно Раффлсом, который не всегда даже считал нужным сообщить мне о своих мыслях. Однако его молчание больше меня не злило. Я стал принимать его как необходимое условие наших маленьких предприятий. А после нашего последнего приключения, точнее, после его провала моя вера в Раффлса была слишком сильна, чтобы ее могло пошатнуть недовольство тем, что он сам не до конца мне доверяет, что я и сейчас списываю на инстинкт преступника, а не на личное отношение.
Когда наступил понедельник 10 августа, мы, как и надлежало, прибыли в Милчестерское аббатство, расположенное в Дорсете; с начала месяца мы путешествовали по графству с самыми что ни на есть настоящими удочками. Идея заключалась в том, чтобы заработать среди местных репутацию достойных рыбаков, а также ознакомиться с окружающей местностью на тот случай, если неделя окажется неприбыльной и нам придется планировать дальнейшие операции более тщательно. Была и другая идея, которую Раффлс держал при себе до самого приезда. Затем, когда в один из дней мы шли по какому-то лугу, он сделал крикетный мяч и стал мне его бросать. Я ловил этот мяч в течение часа. После этого мы постоянно упражнялись на ближайшей лужайке; и хотя я не был игроком в крикет, к концу недели я набрался больше опыта, чем за все время до или после этого.
Все началось утром в понедельник. Мы выступили с небольшого безлюдного перекрестка в нескольких милях от Милчестерского аббатства, попали под дождь и укрылись в придорожном трактире. В зале сидел краснолицый, безвкусно одетый мужчина, и я был готов поклясться, что именно его вид заставил Раффлса отшатнуться еще до того, как он переступил порог, и настоять на том, чтобы мы вернулись на станцию под дождем. Однако Раффлс уверил меня, что виной всему был аромат прокисшего эля, который едва не сбил его с ног. Я мог лишь догадываться, что означали его неуверенный, опущенный взгляд и нахмуренные брови.
Милчестерское аббатство было серой четырехугольной громадиной, прочно угнездившейся среди буйной растительности и сверкавшей тремя рядами причудливых окон. Казалось, что в каждом из них уже горел свет, когда мы подъехали к аббатству, как раз к тому времени, чтобы переодеться к ужину. Наш экипаж катился под бесчисленными строящимися триумфальными арками, мимо тентов и флагштоков роскошного крикетного поля, на котором Раффлс решил закрепить свою репутацию. Однако по-настоящему атмосфера фестиваля ощущалась внутри – там, где собрались гости. Я никогда еще не встречал такого количества напыщенных, величавых и властных людей, собравшихся в одной комнате. Признаюсь, я чувствовал себя подавленным. Ожидавшее нас предприятие и мои собственные впечатления напрочь лишили меня манер, которыми я иногда любил похвастать, и мне до сих пор неприятно вспоминать, какое облегчение я почувствовал,