Стояла красивая осень, настоящий октябрь, в котором пахло листьями и ужасно хотелось укутаться в широкий шарф. Но в моем случае отлично подошел и теплый свитер, который я увезла из Парижа – тем более уютный, что его отдал мне мужчина. Пришлось купить плотные колготки, потому что я все еще замерзала везде, кроме Андалусии. Часто вспоминала старого растафарая из Гранады, к которому, по моей рекомендации, уже должна была приехать Настасья. Там, где были они – по-прежнему обжигало солнце, там, где была я – беззвучно проходили часы, а на улицах стояли индийские слоны, которые стали символом Люксембурга того года. Их можно было обнаружить в парках и на площадях, на больших перекрестках и в скверах. В этом молчаливом городе я развлекалась тем, что гуляла от слона до слона, радуясь каждый раз, когда удавалось случайно обнаружить нового.
Двух дней в Люксембурге мне хватило с головой, поэтому в Бельгию уезжала без сожалений. Еще до того, как отправиться в путь, я предчувствовала легкую дорогу до Брюсселя, и предчувствие меня не обмануло – в очередную столицу я приехала в одиннадцать утра, добравшись всего на двух машинах, причем во второй ехала девушка с четырехмесячным младенцем. Она же пригласила меня к себе, напоила кофе и свежевыжатым соком, предложила принять душ и дала пять евро на метро. Иногда доброта совершенно незнакомых людей обескураживает меня, но и вселяет надежду: если нечто подобное возможно, у человечества еще есть шанс.
С хостом в Брюсселе мне повезло намного меньше: мальчик, у которого я должна была остановиться, написал, что освободится лишь в полночь и не обидится, если я вдруг найду другое место. Я решила не менять планов, а день провести с кем-нибудь из тех, кто откликнулся на мое предложение погулять в городе днем. Первым, кто написал мне, оказался арабский мальчик, от которого я сбежала через два часа, так как он настойчиво предлагал воссоединиться в любовном порыве в его грязной квартире, напоминающей филиал ада на земле. Чувствуя жгучее желание убивать, я позвонила Винсенту – еще одному желающему составить мне компанию. Винсент – фламандец, ему двадцать один год, он учится на врача и отказывается верить в прошлые жизни. А я, как и в случае с Янником, никак иначе объяснить его странный интерес к России не могу: мой новый друг неоднократно был в Москве и в Питере, а русский знает настолько хорошо, что в его лексиконе присутствуют даже такие фразы, как «да ладно», «дурак, лопух» и «Одесса-мама». Стоит ли уточнять, что язык он выучил самостоятельно?..
Мы занесли мои вещи в крохотную комнатку Винсента, расположенную в мансарде, и отправились в город. Близость Амстердама легко ощущалась уже из-за обилия велосипедов, которые, вероятно, есть здесь в каждом доме. Если же нет,