Мой моральный облик возник из разных источников. Нравственные принципы сложились под влиянием улично-полузековских понятий, наставлений учителей, прочитанных книг, увещеваний бабушки Фроси и христианских заповедей, которыми меня потчевала бабушка Нюра, сестра бабушки Фроси. Она была грамотна и имела немало священных книг. Под её началом я выучил церковнославянский и некоторые тексты из Евангелия, а также, с её подачи, чуть ли не до шестого класса верил в бога и посещал церковь.
Тем не менее, мои принципы не являются строго христианскими. К некоторым правонарушениям я отношусь либерально и не люблю подставлять правую щёку хулиганам. Но некоторые общепринятые принципы соблюдаются мною пуритански строго.
Тем временем вдали показался Батайск. Родион Алексеевич продолжал:
– Что ещё? Моё положение в коллективе. Этакий середнячок. Вперёд не лез, но и в задних рядах не числился. В больших храбрецах не ходил, но и откровенным трусом не был. Честно говоря, иной раз случалось и дрейфить, но когда обстоятельства не оставляли выбора, то приходилось проявлять доблесть. Имея миролюбивый нрав, я первым никогда не задирался, но на сдачу не скупился. Умел хранить секреты, что обеспечивало немало друзей, но дело не только в этом. Я считался своим пацаном, но несколько туповатым, из тех, до кого доходит как до жирафа или вообще не доходит. А простачков всегда любят больше, чем тех, кто умнее. Вот меня и любили за бесхитростность и неумение подставить ножку. С годами житейский опыт накапливался, я становился всё менее откровенным, и от былого недотёпы во мне почти ничего не осталось. Со стороны окружающих отношение ко мне тоже изменилось, причём во многих случаях в худшую сторону, а кое-кто и сейчас держит меня за мошенника или даже злодея.
Силушкой меня бог не обидел, но я ею не хвастал. Были ребята и поздоровее. Как и многие мои ровесники, уже лет в десять я уверенно управлялся с молотком, топором, пилой, стамеской и прочим инструментом, не говоря о сельхозорудиях. Ремонтировал велосипед и другие домашние предметы, включая электроприборы. А также грамотно управлялся с отцовой двустволкой, умел собирать её, чистить, набивать патроны, заряжать и прилично стрелять. Уникального в этом ничего не было, многие ребята обладали подобными умениями. Стыдно было не уметь.
Способность укрощать и приручать животных тоже не считалась чем-то выдающимся. Некоторые ребята тоже могли кое-что в этом деле, хотя мой диапазон был несколько шире. Один мой приятель, Вовка Ярко, умел ловко обращаться со свиньями. Впоследствии он стал удачливым вором свинокрадом. Свинья – чуткое животное с очень пронзительным визгом, слышным за километр. Украсть без шума поросёнка, чтобы он не пикнул, это целое искусство. Как-то раз я даже сходил с ним на дело, как вы понимаете, не из корысти, а из любопытства.
Впрочем, я и сам не считал своё умение чем-то особенным. Человек судит по себе, а потому я полагал,