«Он смотрит на советника!» – озарила Шенвеха самая очевидная и незамысловатая догадка. Это было спасение! Сделав несколько шагов, чтобы оказаться рядом с Киамитом, Шенвех резко выхватил нож и как можно сильнее ударил того сзади в шею почти в то же самое место, в которое всего лишь немногим раньше хотел вонзить ему нож Киамит. Кровь широкой струёй хлынула под ноги имперского советника, который даже не шелохнулся. Раздался булькающий хрип вдыхаемой перерезанным горлом крови. Киамит не успев опомниться схватился сразу обеими руками за перерезанное горло пытаясь остановить хлещущую кровь и повалился вперёд и набок. Его конечности судорожно задёргались мелкой дрожью, запахло дерьмом и блевотиной.
Осторожно, чтобы не запачкаться, имперский советник переступил через лужицу крови к Шенвеху. Киамит всё ещё продолжал дёргаться и хрипеть как забитое животное на скотобойне. Ещё мгновение полюбовавшись на содеянное Шенвех повернулся к идущему к нему имперскому советнику и опомнившись тут же приставил нож к своей шее. Он был готов убить и себя следом за Киамитом, чтобы только не быть схваченным и не угодить в имперские пыточные. Имперский советник посмотрел на нож и остановился, а потом леденяще улыбнулся.
– Этого не требуется, – произнёс он. – лучший выбран.
* * *
Император молча сидел за столом и смотрел в пространство перед собой. Настроение у императора последние годы было такое отвратительное, какое только можно было придумать, не то, что представить. А сколько счастья и радости было в его жизни совсем недавно! Это же была не жизнь, а просто сказка полная чудес! Пройти путь от ничтожнейшего жителя Нижнего Города до величайшего императора чуть ли не всего мира – что может быть чудеснее? И вот в конце столь потрясающего и великолепного пути он сидит и тупо смотрит в стену.
А сколько у него было стремлений! Как он мечтал переделать этот несовершенный, а, по правде говоря, уродливый мир, хотя бы эту его часть, называемую Империей! И куда делись все его стремления? Ещё было бы понятно, если бы он разбогатев и дорвавшись до власти утратил бы все свои прежние благие стремления просто забыв про них. Но он не забыл – у него просто пропало желание ими заниматься.
Ему просто не хотелось, а если говорить уже совершенно честно – он просто не верил в успех. Он боялся своего непрерывного ожидания неудач, которые одну за другой он терпел всякий раз после очередного своего благого начинания. Неудача настигала его всегда неожиданно и внезапно, как та стрела из темноты. Он старался предвидеть и учесть всё, но каждый раз очередная попытка обнаруживала такой неожиданный изъян и дело сразу принимало столь плохой оборот, что ему оставалось только опустить руки. Он был бессилен против своей судьбы и вся его императорская власть не могла ему в этом помочь.
Да, он мог всем приказывать. Да, он мог вершить судьбу